Джон Толкин - Властелин колец

Гэндальф остановился перед широкой дверью из полированного металла.

– Послушай, мастер Пиппин, сейчас не время учить тебя истории Гондора: хотя было бы лучше, чтобы ты кое-что узнал о ней, когда прогуливал уроки в лесах Удела. Делай так, как я говорю! Тому, кто приносит могущественному повелителю весть о гибели его наследника, неразумно слишком много говорить о прибытии того, кто может предъявить права на трон. Ясно?

– На трон? – удивленно спросил Пиппин.

– Да, – сказал Гэндальф. – Если все эти дни уши твои были закрыты, а мозг спал, проснись хоть сейчас!

Он постучал в дверь.

Дверь открылась, но не было видно, кто открыл ее. Пиппин посмотрел в большой зал. Он освещался через два ряда окон с обеих сторон, за рядами высоких колонн, поддерживающих крышу. Высеченные из цельного черного мрамора, они поднимались к большой…

В этом огромном торжественном зале не было видно ни одного ковра, ни одного занавеса, ни одной вещи из ткани или дерева; между колоннами стояла молчаливый строй высоких статуй, высеченных из холодного камня.

Неожиданно Пиппин вспомнил о скальных статуях Аргоната и ощутил благоговейный страх, глядя на ряды давно умерших королей. В дальнем конце зала… ступени, очень широкой и глубокой стояло каменное кресло, черное, без всяких украшений, в нем сидел старик, глядевший себе на колени. В руках его был белый жезл с золотым набалдашником. Он не поднимал головы. Пришедшие торжественно прошли по залу к нему и остановились в трех шагах от ступеней. Тогда Гэндальф заговорил:

– Привет, повелитель и наместник Минас Тирита, Денетор, сын Энтелиона! Я пришел с советом и новостями в темный час.

Старик поднял голову. Пиппин увидел точеное лицо с гордыми чертами и кожей цвета слоновой кости, с длинным орлиным носом между темными глубокими глазами; это лицо напомнило ему не столько Боромира, сколько Арагорна.

– Час действительно темный, – согласился старик. – У вас привычка появляться в такие часы, Митрандир. Но хотя все признаки говорят о том, что судьба Гондора близка, для меня эта тьма светлее, чем моя собственная. Мне говорили, что с вами пришел тот, кто видел смерть моего сына. Это он?

– Да, – сказал Гэндальф, – один из двоих. Второй сейчас с Теоденом из Рохана и сможет прибыть позже. Они невысоклики, но этот не тот, о ком говорилось в загадке.

– Да, невысоклик, – угрюмо сказал Денетор, – мало любви внушает мне это слово, с тех пор, как проклятая загадка обеспокоила наши советы и увела моего сына на смерть. Мой Боромир! Как он теперь нужен нам! И вместо него должен был идти Фарамир.

– Он пошел бы, – сказал Гэндальф. – И не будьте несправедливы в своем горе. Боромир потребовал, чтобы дело поручили ему, и не потерпел бы другого решения. Он был сильным человеком и добивался того, чего хотел. Я долго путешествовал с ним и хорошо узнал его. Но вы говорите о его смерти. Вы знали о ней до нашего прихода?

– Я получил это, – сказал Денетор и, положив жезл, поднял с колен предмет, на который он смотрел. В каждой руке он держал по половинке большого рога, сломанного по середине – рога дикого быка, окованного серебром.

– Это рог, который всегда носил с собой Боромир! – воскликнул Пиппин.

– Верно, – сказал Денетор. – И я в свое время носил его, и так делал каждый старший сын нашего дома еще с древних времен, до ухода короля, когда Эрендил, отец Мардила, охотился за диким быком араво в далеких полях Рена. Тринадцать дней назад я услышал звук этого рога, доносившийся с северных границ, и потом река принесла мне его разбитым; больше он не зазвучит. – Он замолчал, наступило тяжелое молчание. Неожиданно Денетор взглянул на Пиппина. – Что вы скажете на это, невысоклик?

– Тринадцать, тринадцать дней, – заикаясь, ответил Пиппин. – Да, я думаю, это так. Да, я стоял рядом с ним, когда он дул в рог. Но помощь не пришла. Только больше орков.

– Итак, – сказал Денетор, проницательно глядя Пиппину в лицо, – вы были там? Расскажите мне! Почему не пришла помощь? И как вы спаслись, а он нет, он, такой могучий человек, которому не мог противостоять ни один орк?

Пиппин вспыхнул и забыл свой страх.

– Самый могучий человек может быть убит одной стрелой, – сказал он, – а Боромир был пронзен множеством. Когда я последний раз видел его, он прислонился к дереву и вырывал из своего бока чернооперенную стрелу. Потом я потерял сознание и был захвачен в плен. Но я преклоняюсь перед его памятью, потому что он был очень храбр. Он умер, спасая нас – моего родича Мериадока и меня, – окруженных в лесу солдатами Повелителя Тьмы; и хотя ему не удалось нас освободить, моя благодарность от этого не меньше.

Тут Пиппин взглянул в глаза старику; и гордость его, подхлестнутая презрением и подозрительностью в холодном голосе взбунтовалась.

– Конечно, такому великому повелителю людей хоббит, невысоклик из далекого северного Удела, может оказать малую службу; но все же я предлагаю ее и свет своего долга.

Откинув свой серый плащ, Пиппин выхватил свой маленький меч и положил его к ногам Денетора.

Бледная улыбка, подобная блеску холодного солнца в зимний вечер, прошла по лицу старика; он склонил голову и отложил обломки рога.

– Дайте мне оружие! – сказал он.

Пиппин поднял меч и протянул его рукояткой вперед.

– Откуда он? – спросил Денетор. – Много-много лет лежит на нем. Несомненно, это лезвие принадлежало нашим родичам с севера в глубоком прошлом.

– Оно из могилы на границе моей страны, – сказал Пиппин. – Но сейчас там живут лишь злые духи, и мне не хочется говорить о них.

– Я вижу, странные сказания сплетаются вокруг вас, – сказал Денетор,

– и мне ясно, что внешность человека, или невысоклика может обманывать. Я принимаю вашу службу. Ибо вас не устрашить словами: и у вас вежливая речь, хотя она звучит странно для нас на юге. А нам в эти дни нужны храбрые воины, велики они ростом или малы. Клянитесь!

– Возьми рукоять, – сказал Гэндальф, – и повторяй за повелителем, если твое решение твердо.

– Да, – сказал Пиппин.

Старик положил меч на свои колени, а Пиппин взял в руки его рукоять и медленно повторял вслед за Денетором:

– Я клянусь верно служить Гондору и повелителю и наместнику королевства, говорить и молчать, делать и допускать делать, приходить и уходить, в горе и довольствии, в войне и мире, в жизни и смерти, начиная с этого часа, пока мой повелитель не освободит меня, или пока меня не постигнет смерть, или пока не кончится мир. Так говорю я, Перегрин, сын Паладина, из Удела. Невысоклик.

– И это слышу я, Денетор, сын Энтелиона, Повелитель Гондора, наместник высокого короля, и я не забуду этого и не забуду вас награждать за сделанное: награждать верность любовью, доблесть честью, нарушение клятвы местью.