Кристофер Сташеф - Чародей в ярости. Чародей-странник

С этими словами они переступили порог кабачка. Род замер и уставился в одну точку.

За него его мысль выразил Магнус:

— Это они так о своем господине говорят?

— Да, — прошептала Гвен, широко открыв глаза.

— Да еще и прилюдно! — ошеломленно покачал головой Род. — Нет, конечно, крестьяне и прежде были склонны поругивать своих господ, но все же они никогда не говорили такого открыто, не боясь, что кто-то их подслушает. Мало ли кто мы такие…

— И чтобы люди вот так говорили о своем господине, он должен быть очень плохим! — воскликнула Корделия. — Неужели они так быстро отвернулись от него?

— Трудно сказать, — угрюмо проговорил Род. — Выглядит это странно, но ведь мы и пришли сюда именно потому, что дела здесь пошли не так, как надо.

Вскоре к ним подошла девушка-подавальщица и принесла поднос с едой. Лицо у нее было испачкано сажей, фартук — весь в жирных пятнах. Смотреть на нее было неприятно, но Род взял себя в руки и вспомнил о том, с каким снисхождением на него и его семейство глядят крестьяне. Видимо, каждому человеку нужен кто-то, на кого он мог бы смотреть сверху вниз. «Может быть, для этого как раз и нужны лудильщики?» — подумал Род.

Девушка поставила поднос на землю, покачала головой и удивленно проговорила:

— Лудильщики! И как только хозяин для этих бродяг еды не пожалел!

Род опасливо взял блюдо с подноса и, понюхав жаркое, довольно улыбнулся:

— Ого! Пахнет отлично!

— Можно? — спросил Магнус, сложив руки на коленях.

Так же смирно сидели и другие дети, хотя и пожирали еду глазами.

— А-а-а… конечно. — Девушку, похоже, изумила их воспитанность.

Магнус взял с подноса миску.

— Можно? — спросила Корделия.

— Можно? — повторили за ней Джеффри и Грегори.

— Берите, берите, — озадаченно моргая, промямлила подавальщица, и три маленькие ручонки потянулись за мисками.

Род подал миску Гвен, затем поставил на землю блюдо с жарким и кувшины.

— Разбирайте чашки, дети, — сказала Гвен и взяла с подноса две последние миски и ложки.

Подавальщица забрала поднос и выпрямилась. Между ее бровей залегла морщинка.

— Странные вы какие-то лудильщики…

Она пыталась думать — так понял Род, она бы старалась Думать изо всех сил, если бы ее разум не пребывал в состоянии мыслительной летаргии.

— Что, все еще гадаешь, почему твой хозяин не объедками нас накормил?

Девушка-замарашка просияла:

— Ну да! Про это самое я и думала!

— Не ломай голову понапрасну, — успокоил ее Род. — Мы серебром заплатили.

Девушка медленно подняла голову, широко открыла рот:

— О… А… Ну да… Понятно…

Непрестанно кивая, она попятилась к кабачку.

— А почему она не спросила, откуда у простых лудильщиков серебряные монеты, пап? — провожая девушку взглядом, осведомился Магнус.

— Думаю, эта мысль посетит ее, когда она доберется до кухни…

— А почему она такая несообразительная, папочка? — озабоченно поинтересовалась Корделия.

Род покачал головой:

— Не только она, детка. Кабатчик тоже показался мне тугодумом.

Род проводил подавальщицу хмурым взглядом.

Мимо семейства Гэллоуглассов поспешно прошли двое пожилых мужчин с проседью на висках, в вышитых кафтанах.

— Да и я говорю: герцог наш желает всю нашу торговлю к рукам прибрать, — недовольно проговорил один из них. — Попомни мои слова: не пройдет много времени, и он скажет нам, чем нельзя торговать, а на какие товары он будет давать разрешение тем купцам, что пресмыкаются перед ним.

— Вот-вот, и еще половину нашей прибыли станет отбирать, — согласно кивнул второй. Однако сказано это было без эмоций, почти равнодушно.

Они вошли в кабачок, а Род ошеломленно пробормотал:

— Более наглой лжи я не слышал с тех пор, как оказался в Грамерае! Герцог Тюдор — на редкость легкомысленный и рассеянный человек. Порой кажется, что ему все безразлично!

— Люди поверят любому слуху, — вздохнула Гвен.

— Верно, но деловые люди должны проверять, верны ли слухи, а эти двое — купцы. Если они будут пользоваться непроверенными фактами, они могут и разориться.

Тут на постоялый двор вошел обоз. Нагруженные поклажей ослы еле двигали ногами и шли, низко опустив головы. Возницы что-то крикнули животным и спрыгнули с козел, а к осликам поспешили конюшие.

— Говорят, этот Альфар — человек справедливый, — сказал один из них.

— Ага, и не скупердяй вдобавок, — отозвался другой. — Я слыхал, что у тех, кто служит ему, нет недостатка ни в чем.

Первый печально покачал головой:

— А нашему герцогу Тюдору нет дела до бедняков.

— Да что они, с ума посходили, что ли? — прошептал Род. — Герцогство Тюдорское — почти процветающее государство!

— Так и есть, — горестно отозвался второй конюх. — Но уж хотя бы у нашего-то герцога крестьяне не ходят в лохмотьях и не живут на хлебе и воде из-за того, что слишком высоки подати, как у князя Романова.

— Ну и ну! — вспылил Род. — Нет, конечно, никто никогда не называл Романова ходячей благотворительностью, но уж по крайней мере он всегда понимал, что если крестьяне голодны, толку от них никакого.

Грегори уставился в одну точку.

— Папуля, — сказал он серьезно, — мне не нравится, какие у них умы.

Гвен, раскладывавшая по мискам жаркое, замерла и сосредоточилась. В следующее мгновение она медленно кивнула.

— Там что-то такое… — Вдруг она вытаращила глаза. — Муж мой, это… оно давит на меня, оно внутри моей головы!

Все дети, как по команде, не мигая, уставились в пространство.

— Эй! Эй! — в тревоге воскликнул Род. — Перестаньте! Если тут кто-то промывает местным жителям мозги, это может быть опасно!

Дети заморгали и перевели взгляд на отца.

— Мама все правильно сказала, — сообщил Магнус. — Что-то давит на разум всех, кто здесь живет, — и на наш разум тоже. Только в наш разум это не может проникнуть.

— В таком случае тому, кто этим занимается, известно о нас все, что нужно, не правда ли? — проворчал Род, сдвинул брови и пожал плечами. — С другой стороны, он и так все знает. Ага, вот и я почувствовал…

С экстрасенсорной перцепцией у Рода было не так легко и просто, как у Гвен и их детей. Они родились и выросли с этими способностями, для них читать чужие мысли было так же естественно, как петь песенки. А продремавшие всю жизнь таланты Рода были пробуждены всего три года назад. Для того чтобы настроиться на прием чужих мыслей, ему нужно было закрыть глаза, представить себе ровную серую стену и самому ни о чем не думать. Потом, когда он уже начинал слышать мысли других людей, он мог открыть глаза и смотреть вокруг, в то время как его разум работал на прием.