О'Санчес - Пенталогия «Хвак»

Токугари смотрел во все глаза, напрягая прямое и тайное зрение, бдительно, приведя в полную готовность ауру кабинета и личные обереги, ибо когда зверь загнан и отступать ему некуда… Нет, ну просто богиней держится эта женщина: голова поднята, на вишневых губах усмешка, руки не дрожат. Горда, смела… недаром она так ему нравилась. Эх…

— Отчего же не на кол, мой дорогой государь? Любое наказание из жарких рук Вашего Величества должно быть сладостно подданным Его.

— Кол — это такая грубая штука, Дени, что даже будучи хорошо смазанным, даже дворцовый, даже тебе — покажется не в сладость. Сразу оробеешь. Выбери иное.

— Женская робость? Мужчины гораздо большие трусы, милый Гари, включая и… Я приговорена?

— Да.

— И надежды никакой?

— Увы.

— Позволь тогда, я, в последние мгновения бытия, не буду утомлять свой язык дурацкими титулами. Умерь десницу свою и меч свой, ибо меня тошнит от самой мысли, что поломойки будут дрязгаться посреди кабинета в моей крови, скользить на сгустках, морщить свои плебейские носы от кислого запаха моей крови, моей мочи и прочих выделений… — В длинных тонких пальцах княгини возникла вдруг золотая скорлупка с крышечкой. — Запить этот порошочек я могу?

— Да. Надо же, у тебя и простая отрава с собой? Ты предусмотрительна. А все-таки магией от нее за долгий шаг несет! Мощное зелье, должно быть.

— Главное — быстрое.

— И вот ведь — не поленилась захватить, на встречу с государем.

— Ибо понимаю, куда иду. — В разрез с отважными словами, голос княгини предательски задрожал, прекрасные глаза ее роняли слезы, одну за другой, щеки, наконец, утратили свежесть и побелели. — В этой вонючей нафьей норе даже на похоронах никогда нельзя терять ни осторожности, ни…

— Ты сейчас договоришься и до большего, чем решено: отпрысков хоть пожалей.

— А они-то при чем??? Ты… кровожадное…

— Просто не люблю поношений в свой адрес. Что — кровожадное?

Пеля в углу кабинета неуверенно захихикал: происходящее очень ему нравилось, но мрачная аура нового повелителя не позволяла ему понять — можно ли шутовствовать, как и встарь, или чаша терпения хозяина доверху заполнена?

— Воды.

— Так — что кровожадное?

— Ты первый меня бросил.

— Итак?

— Воды! Никто не крово… Я одна во всем виновата! Воды, Гари!!! Я не хочу больше жить, не хочу дышать одним с тоб… прости… Сжалься, дай мне умереть.

Токугари вынул из шкафчика прозрачный кувшин с водой, прозрачный кубок. Двигался он так, чтобы не подходить вплотную к бывшей своей любовнице. Охранная магия кабинета невидимым плотным облаком защищала нового владыку, но Токугари не любил случайностей и твердо был намерен соблюдать клятву, данную себе на похоронах отца: никому, никогда, ни в чем… Хотя и в меру, без сумасшествия.

Вот-вот уже проглотит. Надо, чтобы не колебалась.

— Я просто скажу: провинилась перед троном. И все. Мне же никому ничего объяснять не надобно. И дальше никуда. Твой род — славный род, зачем пятнать его историю?

— Ты обещаешь?

— Нет, клянусь. Садись, пей.

— Пью, пью я… Ах, как не терпится тебе, да? Какой же ты…

Княгиня поперхнулась последним глотком и увалилась замертво. Его Величество император Токугари остановился в двух шагах от кресла с обмякшим телом, некоторое время пристально вглядывался, потом повел по воздуху одной рукой, двумя руками. Либо она богиня-притворщица, либо надежно мертва. Правильнее второе. Хорошо.

— Пеля. Ты не думай, что если я тебя кормил эти дни, то ты тут заживешься — н-нет! Но пока дыши. Просто я еще не придумал, что с тобой делать: с одной стороны ты брыжи портишь, но с другой… Батюшка находил в тебе пользу, а я с каждым следующим мгновением своего правления начинаю все больше уважать и ценить им сказанное и сделанное. Подумаю. Бенги!

Канцлер прытко вбежал в кабинет. Вот ведь старая дворцовая гвардия! Ни даже не покосится в сторону трупа, все внимание на императора, только на Токугари! Будет ли у него в будущем такой канцлер? И будет ли само будущее, чтобы его искать?

— Самостоятельно решила умереть, без позора и пыток. Я был не против.

— Хвала богам, ваше Величество! Вы милосердны!

— Я деловит. А вернее — пытаюсь быть таковым. Вызови слуг… кого там надо… вели протереть, проветрить. Все же я слабоват против батюшки: сюда сегодня и завтра не вернусь, мутит, поработаю и посплю в своем кабинете. Вру. Ночую дома, с женой. Надо привыкать к новой жизни, хотя — есть ли смысл?

И вдруг канцлер распечатал рот и подал совет, хотя никто его об этом не просил:

— Есть, Ваше Величество. Есть в этом здравый смысл и прямая ваша правота. Прошу простить старика за дерзость слова.

— Дерзости особой не вижу, ты ведь и по должности обязан советоваться со мною, обсуждать. А у императора даже семейные дребезги принадлежат империи, скипетру и державе, трону. Несмотря на некоторые сомнения, Бенги, я тоже так считаю, как и ты сказал, но — почему? Вырази свое мнение, и потом сравним его с моим. Оно уже готово и от твоего высказывания не изменится. Ну-ка?

Канцлер Бенгироми Лаудорбенгель поклонился по-служебному, то есть — быстро и неглубоко, прочистил горло дрябловатым кашельком.

— Если верить в плохое, если заранее сдаться — то победы не будет, Ваше Величество. Хоть о Мореве речь, хоть о тяжбе с соседями царства Бо Ин. То есть, конечно: поражения бывают и у свято верящих в свою правоту, здесь уж никуда не деться, жизнь такова. А вот чтобы устоять, победить — непременно надоб…

— Достаточно.

Канцлер прервал свою речь на полуслове и устремил бестрепетный взор на молодого владыку. Ничего было нельзя ни угадать, ни прочесть — у обоих — ни по лицам, ни сквозь ауру. Канцлер ответил государю искренне, но ни словом не коснулся иной половины вопроса, насчет того, зачем государю начать вдруг ночевать в спальне государыни, уже родившей ему наследника? Осторожен по-стариковски, но по-прежнему ловок.

— Достаточно, — повторил император. — Сразу видно, что нас с тобою, Бенги, на одной горульне воспитывали: я тако же мыслю. Без веры, без жажды, без отваги — ничего не взять. Да, отец был непревзойденно мудр…

— Воистину, Ваше Величество.

Токугари помолчал, испытующе поглядывая на старого слугу, соратника отца, одного из первейших сановников империи. Этого все равно придется менять, иначе первая половина правления будет схожа с бегом на костылях. А надобно учиться ходить на собственных ногах. И далее, чуточку погодя — придет черед Когори… Разбрасываться такими людьми, все-таки, нельзя, пусть себе живут, империи на пользу и ему на радость, но… Надо будет что-то придумать, как выбирать — кого взять, кого отставить…