Марк Энтони - За гранью

— Разве? — театрально удивился Логрен. — А по-моему, я уже одержал победу. И весьма убедительную, вы не находите? Не стану отрицать, госпожа Мелиндора Сребролунная очень сильна — а я всегда преклонялся перед силой, даже если это сила врага, — но и она не в состоянии удерживать чары до бесконечности. Взгляните, они уже ослабевают!

Грейс очень не хотелось этого делать, но взгляд ее словно сам собой устремился в указанном направлении. Сердце в груди оборвалось. Логрен говорил правду: голубой ореол, окружавший Мелию, сильно потускнел, на лбу у нее выступили крупные капли пота. Почуяв слабину, фейдримы оживились и стали придвигаться ближе к баррикаде.

Снова повернувшись к Логрену, Грейс задержалась взглядом на его жемчужного цвета тунике.

— В чем дело, миледи? — насмешливо прищурился эриданец. — Я вижу, вас терзает какая-то неразрешимая загадка?

— Ваша грудь…

— И вы еще смеете претендовать на звание колдуньи, леди Грейс? Для перемещения шрама с одного места на другое требуется не такое уж сложное заклинание. — Логрен коснулся рукой длинного белого рубца, наискосок пересекающего его щеку. — Я без труда нашел ведьмочку, владеющую подобной магией, а когда она закончила, всадил ей нож в спину.

Грейс содрогнулась. Теперь понятно, как ему удалось скрыть истину!

Логрен приближался, а она отступала, пока не коснулась спиной скрытой за драпировкой каменной кладки в дальнем конце возвышения. Дальше отступать было некуда.

— Бледный Властелин высоко ценит мои заслуги, леди Грейс, — продолжал советник, понизив голос до интимного шепота. — Полагаю, что в скором времени в награду мне будет предложена корона. Хотите разделить ее со мной? Во всех Семи доминионах не сыскать женщины прекрасней, чем вы. Даже несравненная красота Иволейны блекнет рядом с вашей, миледи. И не нужно бояться. Когда настанет время, вы забудете о том, что такое страх. — Жестом собственника он провел пальцем по ложбинке меж ее грудей. — Я собственноручно заменю ваше хрупкое и слабое человеческое сердце на новое, не знающее ни усталости, ни боли, ни колебаний. — Зрачки его сузились, превратившись в два бездонных черных колодца. — Вы станете моей королевой, леди Грейс, и вдвоем мы будем жить и править вечно.

Грейс в упор заглянула в эти пустые черные провалы, глубоко вдохнула и решительно произнесла, отчетливо сознавая, что отрезает себе все пути к отступлению:

— Скорее я умру! Логрен расхохотался:

— Вы даже не представляете, насколько вы правы, миледи! Вы действительно умрете, и очень скоро. Прямо сейчас! — С этими словами он выхватил откуда-то из складок своей туники кинжал с искривленным широким лезвием и занес его над головой. — Так умрите же, леди Грейс, чтобы вновь возродиться к жизни моей супругой и королевой!

Но прежде чем эриданец успел вонзить смертоносный клинок в сердце Грейс, послышался короткий свист, сопровождаемый блеском стали, и кисть правой руки Логрена вместе с зажатым в ней кинжалом отлетела в сторону и с глухим стуком шлепнулась на подмостки. Дико завопив, советник схватился левой рукой за обрубок, тщетно пытаясь унять хлещущую из него кровь.

Грейс покачнулась. За спиной Логрена стоял рыцарь в сером с огромным двуручным мечом в руках.

— Дарж!

Но как он здесь оказался? Взгляд ее упал на располосованный гобелен рядом с эмбарцем: через прореху виднелась приоткрытая потайная дверца в стене.

— Всегда к вашим услугам, миледи, — хрипло выдохнул рыцарь.

Только сейчас Грейс обратила внимание на ужасный вид своего спасителя. Он едва стоял на ногах. Тунику и изодранный в клочья плащ покрывали алые и черные пятна. На лице и руках кровоточили многочисленные порезы, царапины и рваные раны.

Логрен, прижимая к тунике окровавленное запястье, в бешенстве повернулся к Даржу:

— Что ты со мной сделал, идиот?! Эмбарец окинул его задумчивым взглядом.

— Не совсем то, что хотел, милорд, — вежливо ответил он, — но это мы сейчас исправим.

С этими словами он взмахнул мечом, но усталость и кровопотеря заметно ослабили рыцаря и замедлили его движения, тогда как Логрен, несмотря на страшную рану, полностью сохранил свою нечеловеческую силу и реакцию. Укороченной правой рукой он молниеносно отбил в сторону сверкнувший над головой меч, а кулаком левой нанес Даржу сильнейший удар в грудь. Карие глаза эмбарца широко раскрылись от боли и удивления. Пушинкой взлетев в воздух, он с ужасающим грохотом врезался спиной в стену, сполз на пол, да так и остался в сидячем положении, успев лишь прошептать, перед тем как закрыть глаза и окончательно потерять сознание:

— Простите, миледи…

Рот Грейс искривился в мучительном беззвучном вопле протеста: «Нет!»

Логрен вихрем обернулся к ней.

— Теперь вы, надеюсь, усвоили, как глупо и безнадежно противиться моей воле? — прошипел он, затем, больше не обращая на нее внимания, сделал несколько шагов вперед и остановился на краю возвышения. — Вы все безмозглые глупцы, если думаете, что можете меня победить! — выкрикнул советник, обращаясь ко всем собравшимся в зале.

Грейс без сил прислонилась к стене. Логрен был прав: сопротивление бесполезно. Мелия из последних сил удерживала невидимый барьер. Обезьяноволки обнаглели и уже неоднократно пытались атаковать баррикаду. Фолкен и гвардейцы пока успешно отмахивались ножами, но всем было ясно: как только незримая преграда окончательно рухнет, волна нападающих моментально захлестнет и сметет жалкую горстку защитников. Клыками и когтями фейдримы в мгновение ока разорвут в клочья и барда, и волшебницу, а затем доберутся до королевского стола и растерзают Бореаса, Иволейну, Кайлара и всех остальных монархов.

Грейс закрыла глаза. Шум в зале отдалился, и мозг ее погрузился в темноту — знакомую и привычную, потому что уже не в первый раз позволяла она овладеть ею скрытому в глубине сознания злому началу.

Она вновь ощутила себя маленькой девочкой, сжавшейся в комочек под тонким одеялом и наивно верящей — как это умеют только дети, — что, если она накроется с головой, они пройдут мимо и не тронут ее. Напрасные надежды! Сначала шаги — мягкие, осторожные, почти невесомые. Вслед за шагами вкрадчивый шепот. И наконец тянущиеся из мрака руки — холодные, жесткие, безжалостно нащупывающие под одеялом беззащитную плоть. А потом только страх, стыд, отчаяние и жалобные детские стоны, перемежающиеся довольным уханьем ночных сов.

Воспоминания подернулись рябью, заколебались и исчезли, уступив место другой картинке. Та же девочка, но уже старше, стоит в одной ночной рубашке посреди бушующего огня. Языки пламени, окружив ее кольцом, весело пляшут вокруг и с жадностью лижут стены и потолок, как будто те пропитаны каким-то горючим составом. Перекрывая оглушительный рев ненасытного огненного монстра, до ушей ребенка доносятся крики, вопли и мольбы о помощи взрослых мужчин и женщин. Никто из них не может выйти из своих комнат — еще до начала пожара все дверные замки непостижимым образом расплавились. Порыв раскаленного воздуха обжигает бесстрастное лицо девочки. Пора уходить. Она поворачивается и медленно идет к открытой двери. Щупальца пламенного зверя послушно отступают с ее пути. Все правильно: ведь это ее зверь. Она позвала, и он откликнулся на ее зов.