Юлия Галанина - ЗвеРра

— Понятно. Диса спрятала его в подвалах Оленьего Двора.

— Ага. Еду ему носила, но он всё норовил сбежать. Совсем одичал.

— А зачем она меня в усыпальницу первым делом потащила? — скривился Марк.

— Она надеялась, что Лунный волк оживёт, съест тебя и окончательно станет ЗвеРрем ЗвеРрей. И это вернёт Гиса в прежний облик, — раз двум ЗвеРрям ЗвеРрей в городе места нет.

— Не факт! — возмутился Марк. — Точно так же волк мог кинуться на поиски соперника-неудачника с удвоенной силой.

— Она решила попробовать — вдруг получится. От полного отчаяния.

— И вы её поддержали!

— Она использовала нас вслепую. Как и тебя. Всю подноготную этой истории мы узнали только после провала её замысла. Луна светит, усыпальница пустая. Куда делся шестой человек и мелкий звеРрик — непонятно. Диса была в бешенстве и проговорилась. И нам стало ясно. Поначалу-то всё выглядело как наглядный урок Последней Надежде: показать сразу, чем и где заканчиваются шутки со ЗвеРрой. Чтобы ты не тратил время на пустяки.

— Тьфу на вас всех, девочки! — искренне плюнул Марк. — Пакость какая!

— Не обижайся… — попросила Илса. — Нас ведь недаром считают коварными. Мы такие и есть. Но сейчас, когда Гис убит, у Дисы пропал мотив желать тебе смерти.

— Да ты что? — изумился Марк. — А может быть наоборот, теперь она вдвойне хочет скормить меня Лунному волку? Особо жестоким способом? Из чувства мести?

— И какой в этом смысл? — фыркнула Илса. — Гиса это не вернёт. Скормить тебя волку всегда успеется. А так есть небольшая вероятность, что ты будешь удачливее предшественников, и город не провалится в тартарары.

— А у Нисы, вашей рыжей подружки, нет в отношении меня никаких планов? — сварливо уточнил Марк. — Может быть, ей моя голова нужна в качестве украшения гостиной и она сейчас обдумывает, в каком месте её отделить от шеи, чтобы было наиболее красиво?

Илса невесело рассмеялась.

— Нисе всё равно, она махнула хвостом на всех и вся, и ни во что не верит. Сидит дома, вышивает. Не бойся.

— Учитывая коварство лис, это может быть особо изощрённым способом вынашивания плана о захвате мира.

— Нет, если девушка из клана лисиц добровольно села за вышивание, значит она, действительно, махнула на себя рукой. И на весь мир в придачу. Она в тот день согласилась придти лишь потому, что ей было любопытно посмотреть на шестого человека. Ты её не впечатлил.

— Спасибо на добром слове. Теперь я знаю, что моя голова ей не нужна. А тебе?

— Марк! — серебряной монеткой о каменный пол возмущённо зазвенел голос Илсы. — Ты что хочешь?! Вы приходите — и погибаете. Один за одним. Один за одним. А мы с надеждой ждём следующего — чтобы и его похоронить. Можно надеяться в первый раз, во второй, в третий — в шестой уже сложно. Особенно нам, лисам. Мы не такие упрямые, как зубры. Не такие гордые, как волки. Не такие безропотные, как звеРрики. И пока ещё не такие сумасшедшие, как звеРрюги. Лисица, попавшая в капкан, отгрызёт себе лапу, но уйдёт — вот чему нас учили с детства. А что делать, когда уйти некуда — не учили.

— Я тебя научу, — пообещал Марк. — Когда уйти некуда, засучиваешь рукава и начинаешь наводить порядок там, куда тебя занесло. Не веришь словам, не веришь глазам, веришь рукам. Не задаёшь себе глупых вопросов: "почему именно я?", "за что?" — а задаёшь себе умные вопросы: "что я могу сделать именно сейчас?" и "а зачем я это делаю?".

— А зачем ты это делаешь? — улыбнувшись, передразнила его Илса.

— Жить хочу, что тут непонятного? — удивился Марк.

Илса только вздохнула.

Лунный свет, попадая в комнату сквозь резные отверстия в ажурном ставне, отпечатывал на полу дивный узор, немного похожий на морозные цветы на окне. В комнате было тепло, но холодные сквозняки сочились по полу от окна к камину. Глаза Марка привыкли к полумраку, он различал почти всё. Но только теперь обратил внимание, что Илса давно сидит на скамеечке не в том наряде, в каком вернулась с улицы, а в длинном домашнем платье, из-под которого трогательно торчат носочки белых туфель.

— Можно я тебя спрошу, ты не обижайся, ладно? — попросил Марк. — Это вопрос невежды из другого мира.

— Начало настораживает, — фыркнула Илса весьма ехидно. — Ну, спрашивай, раз хочешь.

— У тебя, я вижу, обувь на ногах. А Птека и его родственники босиком ходят, коготками цокают. Я думал, в ЗвеРре все, как они, с когтями…

— Ага, ты заподозрил, что у меня лисьи лапки? — Илса от души расхохоталась и, подцепив одну туфельку другой, скинула. Поболтала голой ступнёй, вполне человеческой, узкой и маленькой, с аккуратными пальчиками. Нагнулась, чтобы надеть туфельку. Сердце у Марка восторженно тукнуло: полярная лисичка была прелестна, ну просто кисейная барышня. Так уютно было сидеть в покойном кресле, смотреть на неё и болтать о пустяках.

Марк хотел спросить, почему тогда Птека — другой, и кто ещё в ЗвеРре носит обувь, и нет ли горожан с копытцами, но рисунок лунного ковра на полу изменился: кто-то закрыл собой часть ставня со стороны улицы.

Илса это тоже заметила, сжалась пружиной, романтическое платье исчезло, словно было соткано из тумана, и оконные сквозняки разметали его на призрачные лохмотья. Обтягивающий, как вторая кожа, наряд, пушистая белая куртка, сапожки — собранная девушка из обезумевшей ЗвеРры, не дающая себя в обиду.

Тот, кому луна светила в спину, внимательно рассматривал комнату в завитки прорезей. Скрипнула открываемая рама.

Сквозняки донесли до Марка запах. Совершенно звериным, обострившимся чутьём Марк узнал его: так же пахло росомахой в Зубровом Замке. Голова у Марка была ясная-ясная и холодная, как лунная ночь в ЗвеРре.

Марк скосил глаза на Илсу. Та отрешённо застыла в ожидании, готовая развернуться в любой момент тугой пружиной. Только боевого азарта в ней не ощущалось, лишь усталая, привычная готовность дорого отдать свою жизнь.

Марка же, наоборот, почему-то переполняло яростное стремление вцепиться в горло тому, кто прервал их беседу — и испортил тихую ночь. Ему было нестерпимо обидно. Бешенство клокотало в каждой клеточке, зубы ныли от желания укусить.

Ставень хрустнул: створки начали открываться.

В комнату чёрной тенью, ночным кошмаром просочился звеРрюга. Мягко спрыгнул на пол.

И завыл дико, захлёбываясь, вой перешёл в булькающий хрип. Марк, не тратя времени на ожидания и размышления, схватил из камина закипающий чайник и, тигриным прыжком приблизившись к окну, обрушил на голову росомахи и чайник, и кипяток. А потом вцепился в горло ошпаренному противнику и стал душить.

Но ярости, угнездившейся в Марке, было этого мало, — не отдавая себе отчёта, в том, что делает, он вцепился звеРрюге в ухо зубами, с наслаждением чувствуя, как сминается под сомкнутыми клыками хрящ, рвутся сосуды, брызгая горячей кровью.