Сергей Шведов - Черный колдун

Ознакомительный фрагмент

Бьерн подошел к массивному креслу и застыл в задумчивости, облокотившись на резную спинку и глядя на полыхающий в камине огонь немигающими глазами. Несмотря на довольно теплую погоду, тело владетеля подрагивало в ознобе. «Неужели заболел? — мелькнула в голове неприятная мысль. — Стареешь, Бьерн, стареешь». И то сказать: сорок с хвостиком — почтенный возраст. И хвостик этот с каждым годом становится все длиннее и длиннее. Бьерн вздохнул. После его смерти все пойдет прахом. Нет сына, нет наследника. Правда, есть дочь, но ей только пять лет. Хотя, если вспомнить дочь Гольдульфа Хаарского, то придется признать, что и женщина в наше время может достичь многого. Ах, Гильдис, Гильдис! Все могло бы пойти по-иному, ответь она на чувства благородного Бьерна. Увы!

Владетель взял со стола наполненный до краев кубок и поднес к подрагивающим губам. Приятное тепло разлилось по телу, и сразу стало легче дышать. Жизнь сложилась так, как сложилась, и Бьерну Брандомскому есть что явить беспокойному миру. В конце концов, дочь — это тоже плоть и кровь владетеля Брандомского. В Нордлэнде подрастает король Гарольд, а благородный Бьерн не последний человек при дворе и один из первых в Приграничье. Его слово много значит и здесь, и там. Почему бы не объединить Нордлэнд и Приграничье под единой короной и ни водрузить эту корону на головы Гарольда и Сигрид?

Брандомский трескуче рассмеялся. Хокан вздрогнул и с тревогой покосился на хозяина. Бьерн небрежным жестом отослал его прочь. Подобного рода проекты не следует обнародовать до времени, слишком уж много завистников вокруг. Мысль о том, что в едином союзе сольется кровь самого Бьерна и кровь ненавистных ему людей, позабавила владетеля. Простуда, это мелочь. Он здоров и силен. Бог даст, так протянет еще лет двадцать пять. Должен же кто-то навести порядок в этом раздираемом нечестивыми страстями краю.

«А стая?! » — ударило вдруг в голову Брандомскому. Вот о ком забывать не следовало ни на секунду. Ярл Эйнар обломал на этом зубы, и Бьерну будет не легче. Наемников теперь даже золотом не заманишь в Приграничье, хватили они здесь лиха по самые ноздри. Но выход-то должен быть. Лаудсвильский упоминал о торговцах, заинтересованных в безопасном пути по Приграничью. Самое время объединиться и поискать выход вместе. Наверняка у Рекина есть с ними связь, недаром же он все эти годы крутится в Приграничье, принюхиваясь к Ингуальдскому замку. Правда, сейчас, когда вернулась его хозяйка, Лаудсвильскому придется туговато, но почему бы не помочь хорошему человеку. Брандомский усмехнулся и потянулся к колокольчику. Хокан через минуту возник на пороге.

— Что слышно о владетеле Лаудсвильском?

— Благородный Рекин остановился в Гутормском замке и обещал прибыть сегодня вечером в Брандом.

Лаудсвильскому в нюхе не откажешь — не успела прилететь весть о гибели меченых, как он тут как тут. Впрочем, ему несладко приходится в Нордлэнде, где Хафтур Колбейн по наущению Бента Хаслумского вытеснил благородного Рекина из Высшего Совета ордена, обвинив в предательстве. Трудно было сказать, имел ли отношение Лаудсвильский к гибели Труффинна Унглинского, но ответственность серые интриганы очень ловко повесили именно на него. Что ж, тем легче будет договориться со строптивым владетелем.

Лаудсвильский прибыл, когда стемнело, разбудив задремавшего было Бьерна. О гибели меченых он, конечно, знал, его некрасивое лошадиное лицо сияло от счастья. Два старых друга обнялись и расцеловались. Владетель Рекин не много облинял за последние годы, но держался по-прежнему бодро и независимо. Кубок заморского вина еще больше улучшил его настроение.

— Подумать только, а ведь наши деды не знали вкуса этого напитка.

— Торговля — дело прибыльное, — с ходу уловил гость мысль хозяина. — Вестлэндцы здорово обогатились за наш счет, перепродавая заморское вино.

— Купцы, кажется, есть не только за морем? — Бьерн пристально посмотрел в глаза собеседнику.

Лаудсвильский заерзал в кресле и тяжело вздохнул:

— Дороги небезопасны.

— Меченые хорошо поработали в Южном лесу — о стае четвертый год ни слуху, ни духу.

— Надолго ли?

— Не крути, дорогой Рекин, у тебя ведь есть связи с чужаками.

— Конечно, владетели Приграничья могут обогатиться от подобной торговли, но что получат такие бедные нордлэндцы, как я?

Бьерн понимающе кивнул головой:

— А разве не Рекин Лаудсвильский наследует благородному Фрэю? Я полагал, что беседую с владетелем замка Ингуальд.

Лицо Рекина сначала покраснело, потом побледнело:

— Есть и другие наследники.

— Я знаю только одного и пью сейчас за его здоровье.

— А Кристин?

— Разве женщина может удержать приграничный замок в смутные времена? В крайнем случае ей можно дать отступные и помочь вернуться на родину. Связь с меченым сделала эту особу непопулярной в нашем суровом краю.

— У нее есть сын.

— Меченым нет больше места на нашей земле, — жестко сказал Брандомский. — Я сам собираюсь предъявить права на замок, как один из ближайших родственников ярла Гольдульфа Хаарского.

Лаудсвильский даже привстал от удивления: до сих пор родство Бьерна с Гольдульфом было для него тайной, как, впрочем, и собственное родство с Фрэем Ингуальдским. Но кто станет обращать внимание на подобные мелочи в нынешней щекотливой ситуации. Кто удал, тот и взял.

— Ты прав, дорогой Бьерн. Нельзя допустить, чтобы меченые снова сели нам на шею. Но что скажет владетель Манарский? А ярл Грольф Агмундский?

— Ярлу Грольфу всегда нравился замок Хаар, хотя при жизни Тора Нидрасского он стеснялся говорить об этом вслух, — хитрая улыбка заиграла на губах Бьерна. — Что же касается Эйрика, то пусть сам решает, стоит ли ему ссориться с самыми могущественными владетелями края из-за меченого щенка.

— Я согласен, — решительно тряхнул поредевшими кудрями Рекин.

Брандомский вздохнул с облегчением, хотя в Рекине он почти не сомневался. Терять нищему владетелю было нечего, а в случае успеха ему доставался изрядный куш.

— Я хочу познакомить тебя кое с кем, — Лаудсвильский кивнул стоящему у дверей Хокану: — Скажи Хафтуру, пусть ведет чужака.

Брандомский с интересом взглянул на человека, приведенного Хоканом. Довольно рослый, с сумрачным не приметным лицом и чуть раскосыми глазами. Его вполне можно было принять за буржского торговца средней руки.

— Кюрджи, — представил его Рекин Лаудсвильский, — посланец Храма при сером ордене.

Чужак молча снял шляпу и поклонился. Бритый его череп не поражал красотой формы, но Бьерну на это было наплевать. Главное, что в этой дыне скрыто.