Ураганные хроники - Плотников Сергей Александрович

Внезапно я увидел угол распечатки, торчащий из-под красочного буклета. И текст ремарки: «Смеющийся Жнец улетает». Чего?

— Простите, — обратился я к Ладовой, — тут у вас какая-то пьеса лежит, можно, я почитаю?

— Да-да, конечно, это моя новая постановка, мы сейчас репетируем, — рассеянным тоном сказала Ладова. — Так вот, нас так замечательно принимали в Истрелии!..

Стопка листов, уже порядком растрепанная на краях, оказалась не просто стопкой, а переплетенной кустарным образом книжечкой в бумажной обложке, оторванной с одного края (потому я и увидел ремарку). На обложке значилось: «Звезда и серп, либретто А. Коновалов, муз. Т. Асиялов. Текст роли: Смеющийся Жнец».

Может, случайное совпадение?..

Нет! Не совпадение!

На первой же странице пьесы я начал откровенно похрюкивать, а к концу первого акта (я не читал подряд, а листал) уже катался бы по полу, если бы не вынужден был сдерживать себя. Это и правда оказалась история Смеющегося Жнеца — ну, как ее себе представлял некий А. Коновалов! Здесь Жнец был истрелийским мальчиком, который мечтал унаследовать отцовский виноградник, поэтому, когда к нему попал предмет-компаньон, собирался отказаться (прочувствованная песня про сыновний долг). Однако возвращаясь домой с фермы, увидел, как на дороге злоумышленники остановили машину, убили водителя и пытаются похитить оттуда девочку. Наш герой немедленно принял инициацию, раскидал похитителей и освободил девочку — которая оказалась малолетней дочерью орденского посла! По имени, что характерно, Астера.

(На этом месте-то я и начал похрюкивать, представив себе реакцию Великого магистра на такой поворот сюжета).

Дальше разворачивалась красивая история любви, когда Жнец следовал за этой Астерой по всему Ойкосу, защищая ее от всяческих напастей — но при этом не взрослел, а она взрослела. Наконец, когда девочка уже окончательно выросла и вышла замуж за высокопоставленного магистра, он вновь спас ее от каких-то нехороших злоумышленников, поцеловал — и немедленно исчез, потому что нарушил гиас. (На этом месте мне уже даже ржача не хватило.)

То, как меня захватила пьеса, не осталось незамеченным.

— Вам нравится, Всадник? — радостно воскликнула Ладова. — О, это очень хорошо! Я тут пою Жнеца. Конечно, в моем возрасте, может быть, травести уже и не пристало, но тембр голоса и сложение у меня подходящие, вы не находите?

Все слова, которые я мог бы произнести, застряли у меня в горле. Тембр голоса! Телосложение! Мать вашу. К счастью, Рина оказалась на высоте.

— Конечно! — воскликнула она. — И не говорите глупости насчет возраста, он никак не влияет на ваш голос, а это главное!

— Ах, что юная волшебница вроде вас может знать о разрушительном воздействии времени! — покачала головой Ладова. — Но спасибо вам за добрые слова! И да, я намереваюсь вложиться в эту роль максимально, просто максимально! В конце концов, в детстве я была практически влюблена в Смеющегося Жнеца! Да, влюблена! Вы, может быть, и не слышали о нем, но когда-то этот мальчик-волшебник был весьма известен! Я так ждала сериал, который анонсировала истринская кинокомпания, так ждала! Такая жалость, что в итоге его не сняли!

Я тут же мысленно поднял возраст Полины Ладовой с «около сорока» до «около пятидесяти».

— Для меня большая честь сыграть его на сцене! — продолжала она.

И тут же начала в красках описывать сюжет, с которым я только что бегло ознакомился.

— Это что же, вам придется в конце с девушкой целоваться? — спросила Ксюша.

— Милая, погляжу, вы только начинаете интересоваться театральным искусством?.. На сцене это ничего не значит!

— В богемной среде это и вне сцены ничего не значит, — пробормотала себе под нос Рина, так, чтобы слышала только мы. Саня и Лана хихикнули, а Лёвка с Ксюшей только плечами пожали.

— Но… Прошу прощения, так вышло, что мы как раз неплохо знакомы с… историей Жнеца, — нерешительно сказала Лёвка. — Там ведь совсем по-другому все было?

— Знакомы? Какая радость! — обрадовалась Ладова. — Но тогда вы должны понимать, что отличия только в деталях! Он ведь сражался с преступниками? Сражался! А с какими конкретно и почему — зрителям не так интересно. Очень хороший ход, я считаю, оживить это любовной историей! Тем более, его первым достоверным подвигом действительно стало спасение семьи Орденского посла в Истрелии!

— Но там был мальчик, а не девочка, — не мог не поправить я.

Ладова погрозила мне пальцем.

— Ах, ну что за авангардизм! А только что стеснялись одним-единственным сценическим поцелуем! Для орденского зрителя, слава Творцу, такое не подходит!

Девчонки только переглянулись. А Ксюша, разумеется, бухнула:

— Но у детей-волшебников не может быть любовной истории! У нас гормоны так не работают! Поэтому даже Кириллова мама не очень переживает, что мы все вместе живем!

— Ксю-у-ша! — хором воскликнули девочки. И я тоже. Нет, это уже совсем!

Но Полина только разулыбалась.

— Дорогие мои, прошу прощения, я, должно быть, сейчас допущу бестактность, но… У театра свои законы! А у оперы особенно! Зрителям нужна сказка! Счастливая или грустная, с плохим или хорошим концом, но обязательно сказка! Вот увидите, зал обрыдается!

— Ага, Кирилл уже рыдает… — тихонько пробормотала Лана. Но Полина ее, естественно, не услышала.

— Кстати говоря! — воскликнула она, осененная какой-то идеей. — Если хотите, я выпишу вам контрмарки… Ах нет, их нельзя на премьеру! Хотя… Нет, вы дети-волшебники, да еще и тоже интересовались Смеющимся Жнецом… Я поговорю с администрацией и оставлю вам шесть мест!

— А можно восемь? — спросил я, осененный удачной, как мне показалось, идеей. — У нас друг есть, так он Смеющегося Жнеца даже лично знал! Ну и для жены его.

— Лично знал Жнеца? Конечно же! А он не знает, куда Жнец в итоге пропал? — жадно спросила Ладова. — Я помню, так горевала, так горевала, когда осознала, что он уже год не появлялся! Все надеялась… Но он так и не появился снова!

Я помотал головой.

— Нет, это неизвестно.

— Ах, какая жалость… Ну что ж, наверное, некоторые сказки и впрямь должны оставаться в детстве.

Короче говоря, с оперы мы вышли, осчастливленными восемью пригласительными билетами на премьеру. Шесть прибрала Рина, а два я положил в конверт и при первом же удобном случае — то есть на следующий день — передал Аркадию.

— Подарок, — сказал я. — Для твоего дня рождения рановато, он у тебя в мае, вроде. Но сроки я подвинуть никак не могу.

— Надо же, — приподнял брови теневой маг. — Что же в этом конверте такое, что ты так мерзко ухмыляешься?

— А у меня получилась мерзкая ухмылка? — обрадовался я. — Ура, расту! До сих пор только совсем детские рожи выходили.

— Получилась-получилась… — заверил меня Аркадий, вытряхивая контрмарки на ладонь. И тут уж брови его поползли совсем высоко.

— «Звезда и серп»… — прочитал он. — Учитывая, что это премьера оперного спектакля, плюс твой подарок, упоминания серпа в таком контексте меня несколько тревожит. Неужели… Нет, не может быть. Кому это теперь интересно! — но в тоне его не чувствовалось уверенности.

— Ага, именно, — сказал я. — Это история Смеющегося Жнеца, переосмысленная неким Аристоклом Коноваловым. Прима обещала, что зал обрыдается. Судя по содержанию либретто, я лично собираюсь рыдать от начала и до конца.

— А ты тоже там будешь?

— Шутишь? Девчонки меня туда на аркане заволокут. Они же ужасные фанатки Ладовой! А она там играет… То есть поет… главную роль. Твою роль.

Тут Аркадий присел на стул, хотя выражение лица у него осталось почти невозмутимым.

— М-да, чувствую, надо осторожнее дарить тебе подарки с подвохом… — пробормотал он.

— На самом деле, можешь не ходить, — со вздохом произнес я. — Я сперва решил подарить, а потом уж понял… Может, у тебя воспоминания какие тяжелые.

Если подумать, там ведь будет сцена его инициации. Аркадий мне довольно скупо рассказал эту историю, но то, что его мать тогда застрелили у него на глазах, я запомнил.