Книга третья. Усердная жадность (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

— А ну все по местам! — победно гаркнул дед, — И улыбайтесь, улыбайтесь! Махать не забывайте!!

— Он прав, — через несколько секунд хмуро подытожила единственная, кому велели спрятаться с глаз долой, бывшая по совместительству компактной и рыжей, — Сзади уже припёрли. Теперь никуда не денемся.

— Улыбаемся и машем, — тоскливо подытожил я, хлопая бледного как мел внука по плечу. У того дрожали губы и Внучка.

Неладное я стал подозревать с момента, когда злонравный от потери доверия потомка старик отнял у нас с Саякой анонимизирующие костюмы. Невелика беда, хоть было и слегка ссыкотно светить своей мордой лица в той же стране, где были нагнуты и обмануты как руководство немалого городка, так и Гильдии Авантюристов. Впрочем, не понимая, как и чем думает Одай, я, тем не менее, ему вполне доверял, да и вещи-то были его. Однако…

…масштабов готовящейся пакости не было видно. Они, эти самые масштабы, проявились лишь несколько секунд назад, после поворота руля Читозе и провалившейся попытки побега Кинтаро.

Джипопагода въезжала в город неспешно, куда медленнее, чем изредка проносящиеся мимо нас ездовые повозки на паровой, дизельной, магической или животно-пердячей тяге. Я счёл нужным счесть эту медлительность желанием старика показать своему внуку настоящую цивилизацию. А она, которая эта самая, ввела в ступор даже меня — Аустоламб был велик и прекрасен, торжественно индустриален, могуч роскошно и уникально украшенными пяти- и шестиэтажными домами, потолки в которых вполне бы могли вызвать одобрительный кивок дорогого Иосифа Виссарионыча.

Кроме торжества асфальта, рельсов, шпал, проводов и прочих коммуникаций, здесь также было богато высаженной и огороженной зелени, встречались парки различных конфигураций и бегали разумные различных пропорций, видов и форм, одетые в вполне достойные и приятные вещи, вроде костюмов-троек, котелков и блестящих туфель. В общем, столица производила на меня, измученного типовым многоэтажьем серых трудовых будней, впечатление праздничное, душевное и обещающее.

Ну а потом, после поворота, началось то, что нами даже не ожидалось. Одно дело — это какие-то городки на окраине цивилизованных земель, где беременная от мельника корова это событие на полгода непрестанных обсуждений, и другое дело — огромная, могучая и технически продвинутая держава, а тем паче её в щи продвинутая столица, где даже полиция носится на чём-то, напоминающем два моноколеса, присобаченных к массивным сапогам? Лихо, причём, носится. Что мог тут наделать наш пенсионер-многостаночник? Да ничего.

Однако, Одай Тсучиноко, старый матёрый секретоноситель и просто вредный дед, доказал, что мы его… недооценили.

— Он вернулся!!

— Наконец-то вернулся!!

— Слава! Слава!! Слава!!!

— Свершилось!! Он вернулся!!

— День настал!!

…бессвязно, сумбурно и очень громко орали никто иные, как снующие мимо Читозе полицейские, бывшие в каком-то истерическом восторге. Они махали руками, плакали (!), падали, теряя равновесие, и были поднимаемы такими же рыдающими напарниками. Пока мы взирали на клубящийся вокруг бедной джипопагоды бардак, ни на грамм не замедляющий её передвижения, злокозненные мотоменты приволокли откуда-то мегафоны и начали орать стократ громче. Кроме того, они начали орать совсем уж страшное:

- СТРАНСТВУЮЩИЙ ИМПЕРАТОР ВЕРНУЛСЯ!!!

Вот тут у меня аж кишки начали меняться местами, особенно при виде «фирменного» похерфейса Одая, который с видом совершенно своеобычным и пронзительно равнодушным знай катил себе вперед под наши жалкие попытки вдохнуть немного воздуха. У него, этого когда-то встреченного мной на деревянной мать его барже с фальшивыми чурками, заполненными самогоном, деда, даже рожа не изменилась! Да она у него была живее, даже когда мы вместе с якудза срали с той же самой баржи, не взвидя света!!

Я с клацаньем закрыл нижнюю челюсть, сделал морду в меру сил небрежной, а затем… просто открыл свою любимую и единственную книгу «Как ни хвоста не понять, но не подать виду». Сзади пронзительно заскулили от зависти те, кто тоже хотел почитать.

— Улыбайтесь и машите, — наставил я страдающую молодёжь, — А я Герой, мне можно.

То, что творилось вокруг, не было ни встречей, ни парадом, ни спонтанным праздником тем более. Больше всего движуха напоминала слабо контролируемую истерию, которую осуществляли те, кто должен был с ней бороться. Спустя пять минут к раскатывающим вокруг ментам в легких латах, но на техноконьках и с ружьями, присоединились медицинские кареты, затем пожарные службы, потом пришла очередь и обычных водятлов, ехавших ранее по своим делам. И все это с визгами, криками, слезами и чепчиками.

А спустя уже десяток минут нашей неспешной езды, чуть впереди нас полетел маленький дирижаблик с огромными рупорами, свисающими с гондолы. И с них неслось на весь город:

- СТРАНСТВУЮЩИЙ ИМПЕРАТОР ВЕРНУЛСЯ!!!

Атмосфера в кабине была далеко не праздничной. Тами что-то бормотала себе под нос, загибая пальцы. Саяка, мудро улыбаясь, смотрела в никуда, играя пальцами с висящей у нее на веревочке массивной гайкой. Кинтаро был бледен и подавлен, он стоял, пошатываясь и слегка закатив глаза, причем не совсем сам, а с помощью Внучки, что его за талию и обнимала, попутно расцветая расчётливой влюбленностью.

То, что полимеры в прошлом, а боржоми поздно, мы поняли довольно быстро. Усилиями громогласного дирижаблика и истерящих в экзальтации работников города, Читозе быстро оказалась во главе стихийно образованного парада. Сложился своеобразный ордер — спереди и сверху орут, привлекая граждан, а привлекаемые граждане начинают кучковаться за кормой джипопагоды, тоже изрыгая разные несусветные радостности, маша руками, головами, чепчиками, младенцами и худыми гномами. Полиция в своей массе как-то спонтанно переключилась на регуляцию самих граждан, а её авангардное место уже заняли пожарники и какой-то подозрительный народ в белых халатах. Побег из этой процессии стал решительно невозможен.

— А что такое? — раздался вопрос от пришедшей в себя Саяки, держащейся за кресло коварного деда и отсвечивающей своей великомудростью на всю улицу, — Вы разве не знали, что дедушка Одай император?

Кинтаро тихо зашипел, как спускаемый водяной матрас, когда его давят жопой. Внучка ойкнула, утверждая бедолагу поудобнее.

— Ну да, — глубокомысленно решил я добавить обычному японскому мальчику до второго детского инфаркта, — Когда в таверне Тсучиноко-сама слегка небрежно отозвался об одном из герцогов этой империи, можно было понять намёк. Но нам было лень.

— Помогите! — панически пискнула Внучка, не удерживая тело, которое сильно потянуло к земле.

— К стенке его прислоняй, — дал дельный совет я, не переставая улыбаться и делать ручкой жесты. От книги пришлось отвлечься. Невозможно читать, когда вокруг бардак, а её, родимую, у тебя из рук пытаются то ли украсть, то ли просто отжать.

— Мач, может того… полечишь? — задала практичный вопрос гномка, пребывая в неуместном для себя амплуа сердоболицы.

— Сдаётся мне, что впереди нашего Кинтаро ждут куда большие потрясения, — выдавил сквозь улыбку я, — Пусть закаляется.

— Тихо вы! — буркнул наш венценосный водитель, — И вообще, чтоб ни с кем не разговаривали, пока одни не останемся! Улыбайтесь и молчите!

— Тётушка Сумие… бабушка Тама…, - простонал тем временем юный и внезапно благородный юноша, — Кто они, деду-шка?

— Потерпи часик, Кинтаро-кун! — настолько приторно-мерзко-многообещающе-вредным тоном пропел старик, что внук просто закатил глаза и стал дышать через раз.

Парадный въезд продолжился, причём, через некоторое время, в окно сунулась восхищенно-испуганная рожа стража закона немалых чинов и брюха, едва удерживающаяся на присобаченных к сапогам колёсах. Эта рожа с самой высокой концентрацией почтения в голосе умолила Тсучиноко-старшего чуть прибавить газку, ибо народ сзади продолжал кучковаться и напирать на передних, так что как бы не вышло беды с задавленными гражданами. Оябунистый император милостиво качнул головой и вдавил тапку в пол поглубже, так что через каких-то полчаса, объехав красивый парк, мы со всей возможной помпой въехали на территорию летнего императорского дворца, где, по словам всё той же рожи, и квартировала в данный момент товарищ императрица.