Дэн Абнетт - Всадники смерти

— Еще три! — потребовал Улдин.

Взмокшие от жара пленные сровняли потухший костер с землей. Они откопали еще два черепа. Курганцы поторопились передать находку Улдину.

— Еще! — крикнул он.

Пленный солдат в изодранной униформе аркебузеров Нордланда добыл последний череп. Казалось, он невероятно рад, что ему удалось услужить вождю варваров. Улдин подошел к пленному, взял у него из рук горячий череп и повел его к пирамиде.

Улдин водрузил последний череп на вершину пирамиды. Шаман с гиканьем и улюлюканьем скакал вокруг своего хозяина. Казалось, костяные грани пирамиды излучают холодный свет. Пустые глазницы походили на черные окна в белых склонах из черепов.

Пленные мрачно наблюдали за тем, как вожак варваров достраивает свою пирамиду. С запада подул холодный ветер, и белый прах развеялся по сырому полю.

Зар взглянул на дрожащего аркебузера из Нордланда, который подал ему последний череп, и успокаивающе, даже дружелюбно, улыбнулся, якобы в благодарность за оказанную услугу. А потом Улдин выхватил у своего шамана кремневый кинжал и перерезал аркебузеру горло.

Пленный еще выл и пускал пузыри, когда вожак северян приподнял его над пирамидой черепов и окропил ее горячей кровью своей жертвы.

Карл с отвращением отвернулся. Некоторые из пленных повалились на колени, моля о пощаде.

Улдин отбросил труп аркебузера, обернулся к пляшущему шаману и вернул ему обагренный кровью кинжал.

Следуя какому-то варварскому обычаю, шаман полоснул кинжалом по щеке вождя. Теперь на одной щеке Улдина было пять шрамов, а на второй — три. Улдин воздел руки к небу и радостно завопил.

Загремел гром. «Боги, — подумал Карл, — боги слышат». Языческие боги, имен которых он не знает.

Курганцы погнали пленных обратно по усеянному трупами полю и снова заперли их в клетку. Подгоняемый варварами, Карл не смог даже приблизительно сосчитать количество возведенных из черепов пирамид.

В следующую ночь у Маргура случился еще один приступ. Когда рыцарь пришел в себя, лежа на руках Карла и Бреззина, он произнес что-то похожее на «убей меня».

— Я не могу, сир. Я не сделаю этого, — сказал Карл.

Фон Маргур качнул головой, глаза его смотрели в никуда, он улыбнулся, на губах его выступила пена.

— Нет, Карл. Я сказал… Ты убьешь меня. И убьешь Улдина. Но сначала ты нанесешь ему пятый шрам на щеку.

После этого Маргур уснул. Карл Воллен надеялся, что слепой рыцарь больше не проснется.

IV. НОРСКА

Двое суток после резни в Ждевке рота кислевитов скакала на восток. Герлах скакал вместе с ними.

Область к востоку от Ждевки представляла собой край глухих лесов, болот и широких степей, уходящий к природной границе Кислева — реке Линек. На кленах, ивах и старых тополях с приходом весны начали набухать почки. Крохотные дымчато-синие цветы в изобилии росли на полянах, образуя островки, похожие на голубые сугробы. Певчие птицы кружили в воздухе, пахло дождем и свежестью. Каждые несколько лиг лес пересекали открытые полосы черного глинозема, которые поблескивали в лучах весеннего солнца. Талые воды заливали берега Линска. В воде, стоявшей в глиняных ямах, отражались блестящие доспехи всадников.

Ведомые ротным знаменем кислевиты скакали вперед. Они скакали молча и не останавливались, не останавливались ни разу.

Днем они скакали ровной рысью, ночью — медленным шагом. Временами кто-то из лансеров засыпал на ходу, но их лошади не отставали от отряда.

Ночи стояли холодные и непроглядно-черные. Лансеры не зажигали ни фонари, ни факелы. В промежутках между потоками дождя с неба наблюдали за ротой две мерцающие белым светом луны. Совы-сипухи дразнили всадников своими криками. Время от времени слышались раскаты грома.

Днем продвигаться было не легче. Дождь зачастил, потоки воды пробивались сквозь черные голые ветви деревьев и превращались в туман. На открытых пространствах дождь переходил в ливень, земля превращалась в жижу, ямы со стоячей водой едва было можно разглядеть за струями дождя. Солнца практически не было видно, только белесый свет в облаках. Очень редко бледно-желтые лучи пытались прорваться сквозь тучи, но безрезультатно. Лансерам попадались цапли и болотные птицы, однажды они увидели коричневого волка, трусившего вдоль реки.

Три-четыре всадника постоянно скакали на некотором расстоянии позади отряда, чтобы предупредить о возможной погоне. Каждые несколько часов лансеры из основного отряда сменяли часовых в арьергарде. На исходе первого дня часовые подтянулись вперед, и рота на полном скаку пересекла растянувшееся на несколько лиг пространство затопленной ливнем земли до ближайшего леса. Враг так и не появился.

На третий день Билидни повернул роту на север.

Димитер тоже ехал с ними. Кислевиты завернули его тело в саван и перебросили его через седло боевого коня демилансера. Герлах настоял на том, чтобы самому повести коня Димитера.

Никто не заговаривал со знаменосцем, он тоже ни к кому не обращался. Ему просто нечего было сказать. Герлах скакал, устало ссутулясь в седле, и смутно ощущал, как силы покидают Саксена. Кишки сводило от голода, от ушибов болело все тело.

Когда на третий день рота повернула на север, кислевиты прибавили шаг, и Герлах понял, что постепенно отстает. Он решил не придавать этому значения. Лансеры начали переговариваться между собой, временами до Герлаха долетал их смех. Ему хотелось, чтобы кислевиты скакали дальше и оставили его одного. Он больше не хотел быть вместе с ними.

Два всадника отделились от роты и подъехали к Герлаху. Они скакали по бокам от знаменосца и жестами и улыбками просили его догнать отряд.

— Уезжайте, оставьте меня, — сказал он.

Кислевиты переглянулись, не совсем понимая, что он говорит.

— Скачите дальше! — Герлах устало махнул рукой.

— Мы скачем, и ты скачешь, — сказал один из подъехавших — высокий мужчина с узлом седых волос на макушке и глубоко посаженными глазами. У него был большой рот с мелкими ровными зубами. Длинные загнутые крылья из перьев ястреба на деревянном каркасе возвышались у него за спиной.

— Уезжайте, — резко сказал Герлах.

— Ротный говорит — ехать с тобой. Ехать с тобой. С… — Лансер запнулся. — Как ты это говорить?

Герлах вздохнул.

— Ты ехать сейчас с ним! — настойчиво сказал второй кислевит. Он был невысок, простой пацан с жидкими усиками и синими-синими глазами. Его деревянные крылья были украшены яркими перьями сойки. Он возбужденно посмотрел на старшего товарища, явно довольный своими лингвистическими познаниями. — Яха? Яха?