Елена Павлова - Золотой Лис

Маленькая крошечка власти, невинная, вернее — безнаказанная, шалость: гаркнуть Призыв и посмотреть, как сын на-фэйери дёрнется, словно марионетка, сверкнут на миг краски, и опять он станет серым, и даже не попытается шугануть, настолько ему всё безразлично. Но в этот раз не прокатило. Перед носом мажордома материализовался вдруг увесистый кулак, сверкнули зелёные глаза. «Только попробуй» — многообещающе шепнули ему в ухо.

— К-как угодно на-фэйери… — поперхнулся мажордом, сделал чёткий поворот и пошел к двери. Спина выражала почтительность, но физиономия скривилась в шкодливой ухмылке с высунутым языком. Закрыв за собой дверь, он нервно, но довольно захихикал.

— Мам, пап, привет! Когда вы его выгоните наконец? Наглый, блин, как простуда!

С мамы и папы можно было писать картину «Изумление» Папа, уже собиравшийся встать, замер в нелепой позе: одна нога на скамейке, другая уже на земле, книга упала, на губе повисла приклеившаяся трубка. У мамы из руки выпала кисть, палитра перекосилась, поползли, смешиваясь, краски. И было чему удивляться: лучезарное существо, бодро скакавшее вниз по ступенькам, походило на их сына двухмесячной давности так же, как тропическая бабочка на комара-абстинента. Принц сиял. Развевающиеся локоны переливались искрами, глаза сверкали, щёки пылали. Уши горели.

— Сыночка… — неуверенно сказала мама, роняя палитру.

Сыночка брякнулся на колено, облобызал ручку в масляной краске, попытался незаметно сплюнуть, встал, чмокнул в щёчку, улыбнулся папе и запрыгал на одной ноге, отдирая прилипшую к подошве кисточку. Отцепил, вручил маме. Та подержала её и опять уронила. Отец подошёл, встал рядом с матерью, молча и напряженно вглядываясь, будто не веря в то, что видит.

— Чего вы на меня так смотрите? — удивился Квали. Странные они сегодня какие-то: молчат и смотрят, смотрят и молчат. Да и ладно. Главное — сказать, а там уж пофиг. — Мам, пап! Я пришел сказать, — Квали набрал воздуху… и почему-то очень тихо, но со счастливой улыбкой сказал: — Я женюсь.

— Слава Жнецу! — слаженным хором проскандировали родители и удивлённо покосились друг на друга. Квали растерялся. Он ждал вопросов, возражений — чего угодно, но чтобы так…

— Что… И даже не спросите, на ком?

Мама, двигаясь, как во сне — плавно и неторопливо, взяла его за руку, прижала к своей щеке:

— Хоть на овце, сыночка! Хоть на гоблинше… — красивое лицо её вдруг жалко покривилось, и она заплакала. — Кто бы тебя ни зажёг… — всхлипывала она. — Кого хочешь… Только не как в последние семь ле-е-ет! — королева заревела в голос. Сын и муж, переглядываясь, растерянно топтались рядом, Риан обнял её за плечи, Квали гладил руки, королева рыдала. — Сна… Сначала Дэки… Дэки мой… Кто эту суку тогда пригласил? — вдруг разъярилась она. — Докопаюсь — убью! Диплома-атия! Уроды мороженые! Ненавижу! А потом ты… Я тебя семь лет каждый день хоронила-а-а! — опять заревела она.

— Мам! Ну мам же! Ну я же живой… — растерянно повторял Квали. — Ну не надо, мам! Щас я водички… — дёрнулся он.

— Не надо… водички, — всхлипывала Рэлиа. — Сейчас я… успокоюсь… — Риан крепко прижимал её к груди, шептал на ухо:

— Ну, девочка моя, Ну хватит, хватит, ну? Всё хорошо, видишь? Ну всё, всё, все живы, все здоровы, ну? И все тебя любят. И Дэки тебя любит, и Кви тебя любит, а я так просто без ума. Только не плачь! А то мы тоже сейчас запла-ачем, так и будем здесь сидеть и плакать, плакать. И я заплачу, и Кви заплачет, и Дэки придёт, тоже плакать будет. И придётся тебе всех нас утешать! — понемногу всхлипы затихли, она отстранилась, по-детски вытирая глаза кулаками.

— И… извините… Это я на радостях. Сорвалась, — Риан смотрел на неё, улыбаясь:

— А теперь радостно сходи и отмой краску с лица! А то — вдруг понадобится куда-нибудь пойти? — поддразнил он жену. — А ты прямо, как Палец в засаде! Засохнет — придётся заклинанием снимать! Помнишь, как я без бровей остался?

Рэлиа взглянула на руки, ахнула и побежала к дому. Отец и сын проводили её взглядом.

— Караул! — Квали пошёл к скамейке, зацепил ногой мольберт, подхватил, чуть не упал сам. — Вот я козёл, а? Надо было как-нибудь постепенно… подготовить…

— Дубина, — добродушно сказал Риан. — она же не из-за женитьбы ревела, а от радости, что ты опять светишься. Как бы ты её к этому подготовил? Письмо прислал? Так ревела бы над письмом. Она последние семь лет ревёт, не переставая. Спрячется где-нибудь, и давай — будто я не замечу! Знаешь, я ей иногда завидовал. Вот этой возможности выплакать страх. Я даже пробовал — не получилось, — криво улыбнулся Риан. — А я боялся, сын. Я совершенно дико боялся, что тебе станет окончательно лень, и ты уйдёшь из Руки.

— Ты знаешь, — удивился Квали, — вот ни разу в голову не пришло. А пришло бы — может и ушёл бы, уж больно всё надоело. Но не пришло. Просто существовал, как заведённый. Но мне странно это от тебя слышать. Ты ж меня наоборот всегда ругал. За мои, как ты говорил, «самоубийственные эскапады».

— Только не в последние годы. Не заметил?

— Да я и последние годы-то не заметил. Как не было, ага, — кивнул он на удивлённый взгляд отца. — Туман, — помахал он рукой перед лицом. — А Гром такие ужасы рассказывает, не могу поверить, что я такое творил. Мол, морда кирпичом, и всех в капусту. Причём, как-то странно. Помню какими-то огрызками. Мой отклик «Служу Короне!», потом несколько минут — и опять обрыв.

— Всё правильно, — кивнул Риан. — Тебя Присяга держала, не давала сгореть до конца.

— Ой, пап, оставь ты, честное слово! Эта пафосная чушь…

— Эта «пафосная чушь» позволила тебе дожить до сегодняшнего дня! Учиться ты, видите ли, не пожелал, и так, наверное, умный, а всё, что выше твоего разумения, записал в чушь — замечательно! Может, в дикую деревню жить пойдёшь? Там таких умных — до фига и больше! Тьфу! Очень надеюсь, что теперь, когда ты женишься, у тебя пропадёт, наконец, дурацкое желание перещеголять своего братца в идиотизме!

Квали вдруг расплылся в улыбке.

— Как давно ты меня не ругал! — сказал он тихо. — Никогда бы не подумал, что могу по этому соскучиться…

Риан молча сел рядом, обнял за плечи, на скулах заходили желваки. Квали тихо охнул в этом железном хвате, и только сейчас понял, насколько отец извёлся за последние годы.

— А когда тебя ругать-то было? — наконец заговорил Риан. — И что толку? Ты же как спал на ходу. «Здравствуй, пап, здравствуй, мам, всё нормально, я пойду». И так все семь лет. Веселенькая эльфийская династия: старший сын вампир, младший — не пойми что! Труп ходячий, зомби. Обхохочешься! А кто после вас с Дэрри наследовать будет? Так-то решили, что Трон твоим детям отойдёт, а тут и ты погас. И опять всё непонятно, что хочешь, то и думай.