Олег Авраменко - Грани Нижнего Мира

Вернувшись к кровати, Грета поставила поднос мне на колени и убрала крышку с тарелки, где лежала весьма аппетитного вида подрумяненная булочка. Она да ещё несколько ломтиков сыра, чашка чаю и немного масла составляли весь мой завтрак. Муж в шутку называл это птичьим кормом — ему моей утренней булочки с сыром и маслом хватило бы разве что на один зуб. Он вообще много ест и, что удивительно, при этом совсем не полнеет. Если бы я съедала хоть половину его дневной нормы, то растолстела бы в момент.

Разрезав булочку пополам, я принялась намазывать её маслом. Сесиль собралась было присесть, но тут вспомнила о ещё одной своей обязанности и спросила:

— Приготовить вашему высочеству ванну?

— Нет, золотко, не нужно. Сегодня я приму душ.

Сесиль опустилась на стул рядом с Гретой, расправила на коленях платье и украдкой взглянула на дверь гардеробной. В её взгляде сквозило нетерпеливое ожидание.

Я продолжала есть, как ни в чём не бывало, делая вид, что ничего не заметила. В первые месяцы нашей жизни во дворце, когда в моей памяти ещё была свежа невольная измена Владислава, меня страшно раздражало повышенное внимание к нему со стороны многих молодых женщин и, в особенности, юных, неискушённых девушек, вроде той же Сесили. По меньшей мере два десятка из них были по уши влюблены в него; а уж тех, кому он просто нравился (но нравился как мужчина), я даже не считала — всё равно сбилась бы со счёта.

В свою очередь, Владислава бесило, что при дворе у меня завелось множество поклонников, жадно ловивших каждый мой взгляд, каждое моё слово. Я, впрочем, с детства привыкла, что нравлюсь мужчинам, мне были не в новинку их ухаживания, но всё же то массовое обожание, с которым я столкнулась при дворе, обескураживало меня. А что уж говорить о Владиславе! Прежде женщины не баловали его своей благосклонностью (ну и дуры, доложу я вам), и теперь, оказавшись в одночасье объектом девичьих грёз, он чувствовал себя крайне неловко.

Наше нынешнее положение было сродни положению людей, в одно прекрасное утро проснувшихся знаменитостями и обнаруживших себя в центре всеобщего внимания. Мы были высшими магами, пусть и совсем «зелёными», ещё необученными; мы обладали огромным могуществом, по сравнению с которым все колдовские приёмы рядовых инквизиторов и даже магистров ордена, за исключением Ференца Кароя, казались детскими забавами; наконец, нас считали избранниками Мэтра, его наследниками, последними людьми, которых коснулось его благословение. В глазах окружающих мы были облечены высшей властью, а власть, как известно, неудержимо влечёт к себе людей. И с этим приходилось мириться.

Когда я доедала булочку, а Леопольд заканчивал объяснять символическое значение снов о море, из гардеробной вернулся Владислав, уже полностью одетый. Он выразил сожаление, что не может остаться и поболтать с нами, послал мне на ходу воздушный поцелуй и быстро вышел из спальни. Кот тут же последовал за ним — он знал, что после завтрака я всё равно его прогоню, поэтому поспешил присоединиться к Владиславу.

Повеселевшая было Сесиль мигом загрустила. В этих утренних дежурствах её больше всего привлекала возможность провести некоторое время в обществе моего мужа, пока ему накрывали стол на террасе, и его поспешный уход явился для девушки неприятным сюрпризом. С насквозь притворным безразличием она поинтересовалась:

— Разве господин Владислав не будет ждать завтрака?

— Нет, — ответила я. — Он занят. Сейчас у него важная встреча.

— С дядюшкой, — сказала Грета, не спрашивая, а утверждая.

Я вопросительно посмотрела на неё:

— Ты что-то об этом знаешь?

— Ничего определённого, госпожа. Просто перед тем, как вы вызвали нас, я разговаривала с Оливером, и он между делом упомянул, что дядюшка Ференц приказал подать в свой кабинет завтрак для его высочества.

Оливер был старшим братом Греты и служил в свите великого инквизитора. Казалось, он и часа не мог прожить без того, чтобы не перекинуться парой слов со своей любимой сестрёнкой; иногда у меня создавалось впечатление, что они постоянно поддерживают мысленную связь. Через него Грета была в курсе всех самых свежих правительственных новостей.

— Очень странно, — задумчиво произнесла я. — С чего такая спешка? И почему он вызвал одного Владислава?

Я обращалась к самой себе, но Грета решила, что вопрос адресован ей.

— Не знаю, — ответила она. — Брат ничего не говорил. Наверное, он тоже не знает, иначе сказал бы.

В этом я не сомневалась. Оливер рассказывал сестре обо всём, что видел и слышал на службе, благо Грета была не болтливой девушкой, и дальше её это не шло. Конечно, она делилась по секрету частью полученной от брата информации с ближайшими подругами, которым полностью доверяла, в частности со мной, но это не в счёт. Ведь тайны для того и существуют, чтобы поверять их своим лучшим друзьям.

— Может, — неуверенно предположила Сесиль, — дядюшка наконец-то решил официально признать вас наследниками Мэтра?

— Давно пора, — заметила Грета. — Нет никакого смысла ждать ещё год. Ведь когда Мэтр составлял своё завещание, он был уверен, что все эти три года вы проведёте на Ланс-Оэли. А раз вы уже здесь, то глупо притворяться, будто ничего не происходит.

Я молча покачала головой, но возражать не стала, чтобы не затевать очередной дискуссии о планах Мэтра и о том, как регент чуть было не погубил их, позволив нам раньше времени покинуть Ланс-Оэли. Вместо этого я перевела разговор на вчерашний отъезд Кристины, и Сесиль охотно поделилась со мной тем, что знала. Впрочем, знала она мало — Кристина никому не говорила, что за неприятности случились у неё дома, — так что вскоре перешла к догадкам и предположениям. Особенно меня заинтриговало одно из них: что, дескать, в семье у Кристины всё в порядке, просто она догадывалась о том, что я не хочу брать её в поездку по Граням, поэтому решила сама убраться от греха подальше и не нарываться на публичное унижение.

Слушая Сесиль, я внутренне сгорала от стыда. Неужели моя антипатия к Кристине и желание избавиться от её общества были так очевидны? Какой, должно быть, мегерой я выглядела в глазах фрейлин, когда раз за разом придиралась к ни в чём не повинной девушке, сгоняла на ней всю свою злость, нередко доводила её до слёз незаслуженными упрёками… Нет, определённо, я настоящая стерва!

Проницательная Грета, догадываясь, чем заняты мои мысли, помалкивала и внимательно смотрела на меня своими красивыми чёрными глазами. Когда я допила чай и поставила пустую чашку на блюдце, она тут же вскочила со стула, взяла у меня поднос и отнесла его к нише.