Далия Трускиновская - Семья

Мать веселилась от сознания своей смелости и находчивости. Она подумала, что надо бы позвонить сестре, предупредить, но ее новорожденная девичья шалость подсказала: лучше явиться непрошенной гостьей, рухнуть, как снег на голову, удивить сестру своим подвигом — тогда сестра, может, наконец-то не станет читать воспитательные нотации, а придет в восторг.

Их мать, которую теперь называли только бабушкой, и не иначе, живущая у сестры, в восторг уж точно не придет, но сколько ж можно считаться с каждый ее капризом? Такая крамольная мысль впервые за сорок семь лет пришла матери в голову — и потянула за собой другую. Она вдруг усомнилась в бабушкиной любви — нельзя же только воспитывать и воспитывать того, кого любишь, нужно и просто что-то ему прощать без многословных рассуждений. А с прощением у бабушки были большие сложности.

Троллейбус примчался, словно крылатый, и мать не вошла — влетела в вагон. Ей было разом весело и тревожно. Она боялась за сына — каково ему, неопытному, будет с этой странной женщиной? Сможет ли она быть достаточно нежной и чуткой? Даже если сейчас она его недостаточно любит — проснется ли в ней после близости настоящая любовь? Настоящей мать считала свою и не задумывалась о том, возможно ли каждой женщине так любить своего мужчину.

До сестры было одиннадцать остановок и еще три квартала пешком. То есть, мать должна была явиться туда сразу после полуночи. Сестра с мужем в это время еще смотрели телевизор, племянницы не было дома — она переехала наконец к мужу, племянник же, встававший рано и ложившийся в одиннадцать, даже не услышал бы в своей комнате, что кто-то заявился в гости. Племянник был любимцем бабушки — этого хватало, чтобы Мерлин с ним не ладил.

Вот уже и дом показался за поворотом, почтенный домище, строенный в пятидесятые для партийной верхушки. Вот уже и до подъезда оставалось два шага. И мать полезла в сумку за мобильником.

В двери был врезан кодовый замок. Сочетание цифр никак не укладывалось в голове и, навещая сестру, мать обычно звонила снизу, чтобы ей продиктовали код. Пальцы никак не могли нашарить аппаратик, и мать отошла в сторонку, чтобы под фонарем как следует покопаться в сумке. Под руку подворачивалась всякая мелочевка, которой место в помойном ведре: косметичка со сломанной молнией, порванные колготки, смотанные в тугой комок, авторучки, блокнот-ежедневник — позапрошлогодний, но не выбрасывать же книжицу в которой столько пустых страниц, «Советы бабушки Агафьи» — там были проверенные средства от боли в ногах и в почках. Телефон все не попадался, мать чуть за сердце не взялась при мысли, что он пропал навеки — а что, вполне могли вытащить в троллейбусе! И не сразу она вспомнила, что, сидя на кухне, разговаривала с сослуживицей и оставила свой мобильник на подоконнике.

Оставалось ждать — вдруг припозднившийся жилец подойдет к подъезду, тогда и она заодно проскользнет. Она сама жила когда-то в этом доме, соседи ее помнили, проблем бы не возникло.

Но все жители подъезда уже сидели по квартирам, смотрели телевизор или носились по просторам Интернета, а старые и малые спали. Мать поняла безнадежность ситуации, когда устала стоять. Часов у нее не было, время она узнавала по мобильнику, и могла только предполагать, что стоит не меньше сорока минут. Но она была терпелива — и до утра простояла бы, если бы не ноги. Нужно было что-то решать…

Матери не доводилось шастать по ночам даже в молодости, она понимала, что троллейбусы бывают последними, но когда они уходят с маршрута — не знала. Можно было, конечно, остановить такси…

Однако приехать сейчас домой означало — помешать сыну в самую неподходящую минуту. Сын с женщиной, сын уверен, что в квартире никого нет, и вдруг мать начнет ломиться в дверь, греметь туфлями в коридоре, а потом на цыпочках прокрадется мимо дивана, на котором сын лежит с женщиной, в свой закуток. О том, что из этого выйдет, мать и подумать боялась.

— Она у тебя всегда такая дура? — спросил та женщина. А что он ответит?

Нетрудно было предположить, какой разборкой между сыном и матерью закончится на следующий день эта история с ночным побегом.

Возвращаться домой мать никак не могла.

Сейчас ее сын был счастлив — на старом диване, но с любимой женщиной. Как разрушить его счастье?

Мать пошла, куда глаза глядят. Она думала так: можно просто прогуляться, можно посидеть в сквере на лавочке, и такая ли долгая весенняя ночь? Она короткая. Не поспать одну ночь ради сына — разве это подвиг? Не зимняя же, не холод, не метель. Можно вообще потихоньку идти к автовокзалу. Первые автобусы уходят в пять с чем-то. Если сесть в зале ожидания, подремать в железном кресле, потом выпить кофе в буфете, и не просто кофе, а еще побаловать себя булочкой, то получится совсем хорошо. К восьми утра, пожалуй, можно и домой — быстренько умыться, переодеться и на работу. Потому что идти на работу в домашнем халате — совсем нехорошо.

Он счастлив, говорила себе мать, идя вдоль бесконечной фабричной стены, он счастлив, эта женщина его любит. Она так смотрела на него — это может быть только любовь. Вот и пусть он будет счастлив, вот и пусть она даст ему то, что стало для него необходимым.

Он счастлив, повторяла она, он счастлив, его целуют и ласкают, ему говорят нежные слова, и ради этого стоит идти и идти, забредая в какие-то неожиданные улицы, полностью потеряв ориентацию. Идти все медленнее и медленнее, устав беспредельно — а он сейчас с той женщиной, которая его любит, а он, наверно, и не заметил, что мать ушла… вот и хорошо, вот и славно…

Матери повезло — она вышла к скверу, посреди которого была детская площадка и скамейки вокруг. Она села на скамейку и сидела, бездумно улыбаясь. Времени не стало — сколько осталось до рассвета, она не понимала. Но ей было хорошо — теперь-то он поймет, что она готова ради него на все, и перестанет дуться из-за истории с велосипедом. Конечно, велосипед купить надо — пусть лучше катается, чем опять удирает жить в лес. Но, если у него есть женщина, то, может, и не удерет? Что ни делается — все к лучшему…

Наконец ей стало зябко. Она поняла — дольше сидеть нельзя, надо двигаться. Пожалуй, стоило уже идти к автовокзалу. Но где он — мать не могла сообразить. У нее было плохо с ориентацией. И она забрела в ту часть города, где отродясь не бывала.

Мать пошла наугад, нечаянно вышла к реке и обрадовалась — автовокзал был недалеко от пассажирского порта. Но она совсем забыла, что троллейбус, который везет ее к сестре, проезжает по мосту. Мост, правда, был такой, что реки не видно, вместо перил — высокие серые стенки, а она не настолько интересовалась городской географией, чтобы хоть кого-то спросить об этих стенках. И она пошла по набережной не к автовокзалу, а совсем в другую сторону.