Маргит Сандему - Глубины земли

Сама она вздрогнула, услыхав вопрос Лины. Неужели она снова увидит уютный дом Коля?

Нет, ну какая же она глупая! Ведь соберутся же у Лины! На хуторе!

После того, как все разошлись, а Клара взбудораженно откомментировала все, что происходило и говорилось вечером, Анна-Мария стала медленно готовиться ко сну.

Все в доме стихло, но она, задумавшись, все еще стояла посреди комнаты в ночной рубашке.

— Анна-Мария Ульсдаттер, — сказала она себе. — Сегодня ты совершила общественно значимый поступок!

На следующий день она встретила на улице жену Густава. И поскольку считала, что теперь знакома со всеми ними, остановилась поболтать с ней.

Жена кузнеца первой заговорила о больных детях. У женщины, которая сама была слабая, почти прозрачная, в глазах стояли слезы.

— Двое младших совсем плохи, — едва могла выговорить она. — И никакой помощи! Тогда Анна-Мария осмелилась:

— Не знаю, могу ли я помочь, но я послала в Норвегию за хорошим лекарством. У меня там есть родственник, который вылечивает чахоточных. Лекарства должны уже скоро прибыть — если письмо дошло.

Женщина с сомнением посмотрела на нее.

— Но ведь нет же ничего, что бы помогло от чахотки. И если уж кто-то заболел, он умирает.

— Нет, и я не хотела бы обнадеживать вас понапрасну. Даже если мой родственник пришлет лекарство, я не уверена, что смогу правильно его применить. Именно он обладает такими способностями.

— Понятно, но все равно — спасибо, что вы об этом подумали.

— Все ваши дети больны?

— Все шестеро, кто остался. Мы уже потеряли двоих старших. Они умерли еще маленькими. Понимаете, фрекен, болезнь в моем муже. Мы теперь все заразились. Так что ничего радостного нас в жизни не ждет…

Она снова вытерла глаза.

— Бедные малыши…

— А врач их смотрел? — удрученно спросила Анна Мария.

— Кто же может позволить себе врача?

— Но хозяин… А он ни за кем не посылал?

— Это только, когда в шахте несчастье. Хотя и тогда за доктором посылает Коль.

— Ах, Коль, — сказала Анна-Мария, не понимая, откуда же эта горячая волна, ударившая ей в лицо. — А он никогда не приглашал врача к вашим детям?

— Да что он о них знает! Его интересует только шахта, он вообще не человек. Да и мужу моему никогда в голову не придет говорить с ним о наших больных детях. Потому что мой муж — человек гордый.

Анне-Марии хотелось войти в дом и познакомиться с детьми, но она не хотела навязываться, а жена кузнеца явно не собиралась ее приглашать. Они распрощались, и Анна Мария опять пошла в школу.

Был ее выходной, и на самом деле она не должна была идти туда. Да она и не успела дойти до школы, потому что Нильссон кивнул ей, приглашая зайти в контору.

Она сделала ему знак, что сейчас придет, так как увидела двух бегущих детей и остановилась.

Они хотели показать ей украшения из соломы, что сделали к рождественскому празднику. Не без труда Анна-Мария догадалась, что это — несмотря ни на что — должно было означать маски ряженых. Но она не была полностью уверена.

— Какие красивые! — сказала она. — Конечно, они нам пригодятся, спасибо вам!

— А еще моя мама может принести еловых веток, — сказал один. — Много-много! Она всегда это делает, когда здесь в Иттерхедене кого-нибудь хоронят.

«О, Господи!» — подумала Анна Мария. Но потом нашла выход:

— У меня много локтей красной шелковой ленты. И мы сможем сделать гирлянды из веток, обмотать их лентами и повесить вдоль стен. Это будет здорово!

И дети побежали дальше, еще более воодушевленные, со своим соломенным зверьем неопределенного вида.

Анна-Мария, улыбаясь, смотрела им вслед. И она, и дети прекрасно справлялись с уроками, что бы там ни говорил Нильссон. К рождественскому празднику готовились по вечерам, к тому же дети приходили еще и на специальный урок во вторник, четверг и субботу, когда занятий у них не было — чтобы порепетировать. Потом их частенько нелегко было выпроводить домой, они хотели репетировать еще и еще. Но Анна-Мария знала, что они нужны дома — присматривать за младшими и для других легких и тяжелых дел. Только Бенгт-Эдвард оставался еще на час, чтобы порепетировать текст, который он должен был петь. Мальчик был великолепный певец и декламатор, но актер — просто никудышный. Настолько зажатый, неловкий и склонный к нравоучению, что она приходила в ужас. Расслабься, мальчик мой, просила она снова и снова, но напрасно!

Может, он мог бы пропеть все, стоя за сценой? Нет, она не может быть так бессердечна по отношению к нему. Придется бороться дальше.

Потом ей надо было в лавку. Она с ужасом думала об этом. Однажды она уже ходила туда, и ни к чему хорошему это не привело. Туда вошли шахтеры, целая толпа — пять или шесть человек, и они принялись прохаживаться по ее адресу. Лавочник был довольно недалекий тип, он не отважился сделать им замечание, а Анна-Мария пыталась отвечать им дружелюбно и улыбаться, но их болтовня становилась все более и более фривольной, и она ушла из лавки с пунцовыми щеками.

А сейчас она должна идти туда снова! Господи! Но сначала в контору к Нильссону с его загадочными намеками.

Когда она повернула за угол у входа в контору, ее как громом ударило, во всяком случае, ощущение было именно такое. Вдалеке по дороге, ведущей от шахты, шел Коль. Она невольно остановилась на секунду.

Она так и не говорила с ним больше с той ураганной ночи. Лишь видела пару раз на расстоянии. Ведь узнать его было так легко. Однажды они почти встретились на улице в поселке, он изменил свой маршрут и направился к ней, но тут неожиданно откуда-то возник Адриан и увел ее за собой. Она обернулась и помахала, и Коль помахал ей в ответ. Адриан довольно раздраженно заметил, что ей нет нужды здороваться со всяким сбродом.

О господи, как много бы она отдала, чтобы дождаться Коля! Сказать «добрый день», и «спасибо за Вашу помощь тогда». И вновь услышать его голос!

Но, наверное, у него просто какие-то дела в бараках. А ей надо идти.

Когда она вошла в комнату, где стоял довольной помпезный письменный стол, Нильссон явно нервничал. Он был один. На столе перед ним лежали какие-то бумаги.

— Ну, и как обстоят дела у маленькой дамы с далеко идущими планами? — не без сарказма спросил он. — Рождественский праздник, Бог ты мой! Рождественский спектакль и приходский священник, и в поселке все стоят на ушах. Женщины словно с ума посходили и бросают своих мужей, чтобы бежать на бабьи посиделки! А как вы считаете, сколько мне это стоит — труда и денег?

— Ну, я не думаю, что мужчины в чем-то нуждаются, — мягко улыбнулась Анна-Мария. — К тому же я не знала, что у вас были дополнительные расходы. — Да, у компании, разумеется.