Бюро «Канун», или Ужасы Ивота - Николай Ободников

этого любителя мослов, — успокоил его Булат. — Но сперва давай-ка подсечем нашу «рыбину», пока она весь рыбхоз за жабры не взяла!

И они отправились в бюро за уазиком, чтобы затем заявить свои права на чистый и свободный Ивот — от сглаза, порчи и иного потустороннего непотребства.

Запыленный уазик съехал с улицы Фрунзе и покатил в сторону леса — к Кирпичне. Вскоре показался наполненный водой карьер, и уазик остановился. Лунослав и Булат вылезли из машины. Водная гладь карьера казалась обманчиво спокойной — словно где-то на дне дремал крокодил-переросток. Никого не было.

— Это Кирпичня? — спросил Лунослав. — Странное название, не находишь?

— Чего уж тут странного? — усмехнулся Булат. — Кирпичня — потому что нормальные люди в этом месте должны «кирпичи» класть — себе в штаны! А тут, ядрен батон, понимаешь ли, все купаются и брыз-з-згаются!

— И брыз-з-згаются! — невольно повторил Лунослав. — А что, нельзя?

— А ты что, хочешь, чтобы у тебя на носу сосок вырос? Хотя, возможно, тебе пойдет. Будешь потом через него котят кормить! Хах.

— Если только тех, что останутся после твоего завтрака! — парировал Лунослав, оглядывая карьер.

Булат засмеялся и направился к лесной чаще.

— Ты куда? — не понял Лунослав. — Мы разве не должны какой-то там купательный ритуал провести, чтобы этого Кокарева на ковер вызвать?

— Он тебе что, русалка? — отмахнулся Булат. — Это же просто засранец с большой дороги. К тому же, брат шаман, в этом дерьме купаться нельзя — даже с хозяйственным мылом. Пошли уже! По дороге расскажу про замаринованную под водой ядовитую дрянь, от которой кожа слезает и глаза лопаются.

Лунослав пугливо отпрыгнул от карьера и поспешил за товарищем. Через пару минут, за которые Булат емко и матерно описал экологическую катастрофу, они вышли к плесневеющей избушке Кокарева. Вокруг было подозрительно тихо. Только лесные тени странно покачивались.

— Кажись, тут ловушка. А еще, кажись, у меня на них изжога — прям сверхъестественная! — пожаловался Булат. — Словно…

— Булат! — перебил его Лунослав.

— Чего?

— Ни шагу!

Лунослав показал затрясшимся Черномиконом на землю перед избушкой. Булат вгляделся и присвистнул: и трава, и кочки, и тропинка были усеяны ржавыми иголками, сулившими потустороннюю хворь и заражение крови. Иголки были едва заметны.

— Ядрен батон! Вот ведь гад подлый! Тут же ни пройти, ни даже присесть, чтобы посрать по-человечески! — возмутился Булат и крикнул: — Э, Осетр-батька! Выплывай-ка давай! Будем из тебя уху делать! А хождение по иглам себе оставь, йог недоделанный!

Воротина забора отворилась, и наружу вышел Осетр Кокарев. У него было отличное настроение, отчего его сплюснутые губки шевелились как маленькие змейки.

— А, чертовидцы! — умилился колдун. — Хотел на днях порешить вас в теплых постельках, а тут нате — сами пожаловали! Знал ведь, что кто-то по мою душу припрется, но не знал, что такие молокососы, как вы!

— Ты — чертова каналья! — сердито сказал Лунослав. — Развел тут аморальную и противоестественную деятельность! Игольный бизнес устроил! Сложи иглы — или будешь поглощен! — И он сурово продемонстрировал Черномикон.

— О, серьезная и опасная у вас вещица, ребятки! — мерзко хихикнул Осетр. — Не желаете ли с ней расстаться? Так сказать, не подобру — не поздорову!

— Что ты знаешь про наш «блокнотик», вредный дед? — спросил Булат и направился к колдуну, аккуратно выбирая место, куда ступить.

— Уж побольше, чем эта ваша Дама С Кабачком — Сосулина!

— Булат! Погоди! — крикнул Лунослав, пытаясь разобраться в сложной последовательности судорог Черномикона. — Здесь… здесь не только иглы!..

— Ишь! — восхитился Осетр. — Фас!

Из земли вылетел затаившийся дух ненависти. Он был очень голоден, а все, кто хоть немного ощущали сытость, — были ему противны. Поэтому он стремительно ухватил Булата жуткой пастью за плечо и швырнул его на про́клятые иглы. Те пробили «косуху» сотрудника бюро, впились в его тело и загнулись там рыболовными крючками. По жилам Булата заструились зло и заражение. Кокарев захохотал.

— Наших бьют! — прохрипел Булат и попытался встать, однако иглы были словно вмурованы в землю и траву. — Не, блин, так «косуху» порву!.. — И он удивленно харкнул кровью.

— М-матерь б-божья! — оторопел Лунослав при виде парящего окровавленного человеческого тельца с лысой собачьей головой. — Брат Б-Булат?..

— Курс молодого меня, помнишь?! А уж я помогу… как смогу… Вдруг чего в карманах полезного завалялось…

Дух ненависти зловеще завис перед Лунославом. Он не боялся ни Черномикона, ни человека, что его держал. Он просто выбирал место для укуса — где повкуснее. Лунослав замер, седалищным нервом чувствуя — одно движение, и в него вцепятся.

— О, я четко вижу, что ваши судьбы тесно переплетены со всем этим — с Черномиконом, Влекущим! — глумливо заметил Осетр, наслаждаясь беспомощностью двух молодых людей.

— Иди-ка сюда, дружок! На! — Булат свистом подозвал духа ненависти, показав ему остаток земляничного печенья, завалявшегося в кармане. — Иди угостись! Хозяин-то тебя, небось, в черном теле держит, да? Отощал, бедняга! Ну, иди!

К удивлению Осетра, дух ненависти подлетел к Булату и взял у него печенье — жадно, но бережно и благодарно.

— Ты сдурела, что ли, псица?! — опешил колдун.

— Курс молодого Булата! — внезапно проорал Лунослав и швырнул в дедка Черномикон.

Фолиант ударил Осетра в лоб, отчего тот на миг окосел. Лунослав, стиснув зубы, подбежал к колдуну прямо по иглам, пнул его с разбега ногой в пах, а затем — боднул головой. Осетр закатил глаза и обмяк, словно расползавшаяся кучка навоза.

— Ай да я! Ай да бабкин внук! Какого бойца вырастил! — просипел Булат, поглаживая духа ненависти по загривку. — А теперь, дрищ-колдун, прочитай уже что-нибудь, пока мне «дружок» руку не отхватил! Читай, ядрен батон!

Дух ненависти тем временем разрывался между своей дьявольской природой и добротой, что проявил к нему этот человек.

— Да-да!.. Сейчас, брат Булат!.. — опомнился Лунослав и, подобрав Черномикон, торопливо пробубнил: — «Верность — собачья, злоба — кусачья! Кровь невинных и провинившихся прольется во славу хозяина древнего! Преданность — за плоть ненавистную! Сладость — за горечь посмертную!»

Духа ненависти подняло в воздух и несколько раз невообразимо вывернуло наизнанку и обратно. Затем его отпустило. После этого дух ненависти подлетел к Лунославу, лизнул ему руку — и с кровожадным чавканьем впился в горло Осетра. Дедок очнулся и заорал, пытаясь скинуть с себя чудовище, которое сам и породил.

— Фу! Нельзя это грызть! Это — дрянь, кака! Фу! Назад! Назад, кому сказал! — крикнул растерявшийся Лунослав.

Однако дух ненависти был целиком поглощен местью и горловыми хрящиками.

— У-у, чертова недособака! — И Лунослав огрел увлекшегося духа Черномиконом.

К удивлению сотрудников бюро, дух ненависти по-собачьи взвизгнул и превратился в крупную черную жемчужину.

— О как! Видать, сам себе