Токацин - Солнечный змей

Халга, обмотанная тросами и придавленная парой обломков — привязывать её было не к чему — осталась лежать у крыльца. Фрисс поднялся по древним ступеням, блестящим, словно оплавленным, и остановился у самых ворот, запрокинув голову. Они были вдвое выше человеческого роста — и Речник не видел ничего, что могло бы их открыть. Он осторожно коснулся бронированной створки, неуверенно постучал — странный пластинчатый фрил поглотил звук. Фрисс погладил ушибленную руку и провёл ладонью по стене — там, где не было брони.

— Хранитель «Идис», ты здесь? — прошептал он. У станции было много глаз — когда Фрисс видел её в последний раз, он насчитал двадцать пар — и расположены они были весьма хаотично, и Речник надеялся, что на ворота смотрит хотя бы один.

Тёплое дуновение было ему ответом. Невидимый раскалённый волосок скользнул по руке Речника, легко пройдя сквозь тонкий скафандр. Кто-то смотрел на Фрисса — без особого интереса, но и без злобы.

— Прочных альнкитов тебе, хранитель, — тихо сказал Речник. — Это я, Фриссгейн. Ты не узнаёшь меня?

Вдали, высоко над воротами, полыхнула ещё одна мачта, что-то загудело, напомнив Речнику о вихрях, воющих над заснеженными обрывами. Хранитель молчал.

— Прости, что тревожу тебя в такое время, — виновато прошептал Фрисс. — Знаю, что тебе сейчас не до гостей. И всё же я прошу тебя — позови Гедимина. Ненадолго, лишь на секунду. Это очень важно.

Взгляд станции скользнул по Речнику и угас вовсе. Фрисс ждал без особой надежды, с опаской разглядывая выступы на стенах и гадая, какое оружие за ними скрывается. Он даже вздрогнул, когда бронированные створки гулко лязгнули и разъехались в стороны.

За внешними воротами были ещё одни, надёжно сомкнутые, между двумя дверями — короткий, на пять шагов, обрубок коридора, а в нём, скрестив руки на груди, стоял рослый сармат в иссиня-чёрной броне. По её пластинам, наискосок и крест-накрест, протянулись оплавленные полосы, странная золотистая пыль блестела в них. На плечах сармата, среди потёков чёрного фрила, чудом уцелели две полосы причудливой раскраски — угловатые узоры обвивали руки, как пара браслетов. Фрисс радостно усмехнулся и шагнул навстречу.

— Уран и торий! Гедимин, ты не ранен?

— Нет, знорк, — Древний Сармат убрал тёмный щиток со шлема и хмуро посмотрел на пришельца. Его ярко-жёлтые глаза сейчас были почти чёрными, узкими, едва заметными под припухшими веками. Фрисс тихо присвистнул.

— Бездна… Гедимин, что у вас случилось? Авария? Может, помощь нужна?

Он остановился в двух шагах от сармата, растерянно глядя на него — в особенности на руки, сцепленные на груди. Бронированные пальцы впились в пластины на плечах с такой силой, будто Гедимин хотел проломить в скафандре пару дыр… или из последних сил сдерживался, чтобы не схватиться за оружие.

— Я очень не вовремя, — вздохнул Речник. — Совсем не хотел тебя разозлить, но…

— Зачем пришёл? — отрывисто спросил сармат.

— Боялся, что вас не предостерегут, — помрачнел Фрисс. — У нас тут опять война. Очень неприятная, таких ещё не бывало. На восто…

— Уже знаю, — хмуро отозвался сармат. — С «Эджина» сообщили. Знорки, как же вы…

Он замолчал, только броня захрустела под пальцами. Из-за плеча Гедимина неуверенно выползло резкое зеленовато-белесое свечение, протекло по руке и собралось в подобие глаза. Владельцу этого глаза Фрисс, похоже, не нравился.

— Гедимин, мы скоро всё исправим, — пообещал Речник, пытаясь встретиться взглядом с сарматом. — Никто не посмеет тронуть ваши станции. Я боюсь только… солнечный змей разрушает все союзы, разжигает вражду, и если… если стены «Идис» не выдержат, если начнётся война — четвёртая война между сарматами и людьми… Гедимин, мне хотелось бы знать… Ты выстрелишь в меня?

Древний Сармат кивнул. Пластины брони под его пальцами тихо хрустнули.

— Если начнётся война — ты, знорк, не промахнёшься по мне, — бесстрастно сказал он.

— Я не буду стрелять в тебя, Гедимин, — прошептал Речник. — Я никогда не пролью твою кровь. Никогда…

Древний молчал. Ворота за его спиной мигнули зеленью — хранитель «Идис» забеспокоился и решил присмотреть за командиром. Фрисс тихо вздохнул.

— Я не хотел никого обидеть. Гедимин… Я пришёл попрощаться.

Их взгляды наконец встретились — и Речник не дрогнул.

— Зачем? — спросил Древний.

— Я иду исправлять то, что мы наворотили, — негромко сказал Фрисс. — Кровавому змею по вкусу ирренций, но я найду то, чем он подавится. Не знаю, когда я вернусь — и вернусь ли, но… Гедимин, можно мне на прощание обнять тебя?

Древний посмотрел удивлённо, его ладони дрогнули и немного ослабили хватку. Несколько пылинок фрила осыпалось на пол.

— Если вдруг змей окажется сильнее, и всё сгорит, — Речник с трудом подбирал слова, — и мы никогда не встретимся здесь, на пороге твоей станции… я хотел бы запомнить тебя — живым. Живым, тёплым и могучим.

За спиной Фрисса что-то негромко лязгнуло, отрезая его от дневного света. Тяжёлые ворота опустились, и в крохотном коридоре, пропахшем оплавленным фрилом, сгустился сумрак.

— Запомнить… — медленно повторил Гедимин. — Знорк, ты достаточно щупал мой скафандр, чтобы запомнить его.

Он разжал пальцы и прикоснулся к броне чуть пониже шеи. Шлем вместе с прозрачным щитком бесшумно разошёлся, развернув тонкие лепестки и втянувшись в скафандр. Речник изумлённо мигнул и сбросил свой шлем.

— Гедимин, как же ты… ну зачем… — бормотал он, обхватив сармата за плечи. Древний держал его крепко, но осторожно. От брони шло ровное тепло, и Речнику казалось, что она чуть заметно колышется в такт дыханию. Фрисс осторожно коснулся горячего виска и прижался щекой к щеке. Сармат, помедлив, отстранился.

— Не так, знорк, — тихо сказал он и положил ладонь Фриссу на затылок. Они соприкоснулись лбами — ненадолго, всего на мгновение — и Гедимин бережно опустил Речника на пол. Лепестки шлема сомкнулись, оставив лишь полосу серой кожи и медленно светлеющие глаза.

— Спасибо, Гедимин, — выдохнул Фрисс, растерянно глядя на Древнего. — Ты… ты попрощался со мной сейчас, как с сарматом? По вашему обычаю?

— Мы так делаем, — отозвался Древний, и взгляд его слегка смягчился.

— Береги себя, Гедимин, — прошептал Речник, двумя ладонями сжимая его руку. — Пусть с тобой ничего не случится. Пусть ни пылинки не упадёт с твоей станции. Мир сломался, но я починю его — и тогда мы встретимся снова. Здесь же, на пороге «Идис»…

Глава 04. Корабль для Двухвостки

Золотые стены древних башен уступами спускались к набережной, рассечённой на части каналами и изрезанной лестницами. По наклонным спускам неторопливо поднимались анкехьо, чтобы спуститься обратно с тяжёлым грузом. Внизу, за золотым порогом, в этом году необычно высоко поднявшимся над водой, Фрисс видел ярко окрашенные тростниковые паруса и синие флаги над мачтами. Корабли, уходящие в поход, издали казались стаей пёстрых бабочек. Со ступенчатых стен вслед им кидали сине-зелёные блики огромные многогранные щиты — чешуи Кетта, укреплённые на башнях, чтобы море было благосклонным к городу. Как в прошлом году, и как годы назад, в гавани Венген Эсы было многолюдно, и множество больших и маленьких судов осторожно расходилось в узкой бухте, и раковины трубили над каналами, возвещая о прибытии очередного корабля. Над гаванью стоял густой запах рыбы, только что вытащенной из сетей, подгнивших водорослей — и гари. Где-то на востоке пылали степи, но южная оконечность Большого Острова загораживала их — дым не был виден, но всё равно им пахло в Венген Эсе, и Фрисс невольно оглядывался на восточный пролив.