Андрей Бондаренко - Карибская эскапада

— А именно, — публика уже откровенно скалилась, предчувствуя Торжество Справедливости — прекрасный повод устроить грандиозную попойку со всеми вытекающими, — " В отношении лиц, деятельность которых на территории Республики, безусловно, была направлена на благо Республики — во всех проявлениях этого понятия, — монотонно продолжал Судья, — Но, ввиду излишней старательности и непродуманности действий, привела к значительному материальному, либо финансовому урону частной собственности и благосостоянию как граждан Республики, так и лиц иностранного подданства, предусматривается наказание, — в этот раз пауза не удалась — жидкие аплодисменты и скабрезные выкрики превратили серьезную классическую пьесу в не менее классический водевиль, — В виде штрафа в 100 реалов (стоимость двух корзин апельсинов), либо в виде двухнедельного заключения в муниципальной тюрьме — на усмотрение Судебных Властей Республики.

Мир взорвался от восторженных воплей — вот так под Южным Крестом и рождаются Карнавалы — первые лет двадцать все ещё помнят, по какой причине именно в этот день года происходит Карнавал, лет через пятьдесят появляются две-три противоречащие друг другу версии, а лет через сто — во избежании трений и споров, карнавалу присваивается имя какого-нибудь Святого.

Карнавалы — и - Революции…Суть — одно…Под Созвездьями южнымиВсё — смешно…Революции — и - Карнавалы,Остальное — беда….Но, плывут по морям — Каравеллы,Лишь — туда…Где, лишь скучно — станет под южнымиПод Созвездьями теми — всегдаКарнавалы и РеволюцииНачинаются — навсегда…..

"Карнавал Святого Джедди, Покровителя диких камышовых котов" — чем плохо?

Ну, так вот, пока Джедди две недели отдыхал в местной тюрьме, — Сан-Анхелино гулял от души на зависть всем соседним городам, городкам и прочим поселениям.

Прелесть ситуации заключалась в следующем — хотя Джедди и был главным героем этой истории, сиделось ему в тюрьме сперва довольно-таки тоскливо — одиноко и даже голодно, — в связи с всеобщим весельем, об узнике все, включая тюремщиков, просто-напросто забыли.

И вот, где-то через сутки после водворения незадачливого борца за справедливость в то место, от которого никому не стоит зарекаться, когда голод уже давал знать о себе самым недвусмысленным образом, — смерть от жажды несчастному не грозила — в уголке его камеры из земляного пола бил крохотный родник, беспрерывно наполняя маленькую каменную чашу живительной влагой, — в вентиляционном штреке, питающим камеру свежим воздухом, раздался странный шум — скрежет от соприкосновения чего-то острого с каменной кладкой, отчаянное фырканье, усталые тяжёлые вздохи.

Где-то через минуту из вентиляционного отверстия в потолке выпал, ловко приземляясь на все четыре лапы, здоровенный камышовый котище, держащий в зубах жареную куропатку, очевидно, где-то ловко позаимствованную.

Неожиданный гость, приветственно проурчав что-то неопределённое, грациозно проследовал к кровати, на уголке которой восседал Джедди, и аккуратно положил принесённый провиант на грязную тюремную подушку.

— Мр-р-р, — деликатно, с чувством собственного достоинства, заявил кот, недвусмысленно двигая лапой аппетитную куропатку к оголодавшему мальчишке, — Мр-р-р — Мяу.

Разночтений быть не могло — благодарный спасённый принёс своему спасителю, заключённому злыми людьми в узилище и обречённому на голодную смерть, скромный, но спасительный, подарок.

Последующие дни заключения друзья провели вместе — выбраться коту обратно — в виду его солидного веса — по вертикальному штреку не представлялось возможным.

Слава Богу, о Джерри очень скоро вспомнили, и недостатка в продовольствии больше не было. Когда надзиратели приносили в камеру еду — кот, к тому времени уже получивший за свои аристократические манеры и врождённую деликатность прозвище «Маркиз», скромно прятался под кровать.

Поэтому, в час назначенный, разномастная толпа встречающих была нешуточно удивлена — освобождённых оказалось двое — на плече Джедди, переступившего тюремный порог, преспокойно сидел, свешивая свой длиннющий хвост чуть ли не до земли и презрительно щуря на зевак зелёные глазища, здоровенный полосатый котище.

Вопрос о дальнейшей судьбе кота вроде бы и не стоял, но сеньора Сара Монтелеон, дабы соблюсти видимость строгости и чопорности — непреложных атрибутов La Casa desente, любезно предложила Маркизу пройти в её комнату на собеседование. Через непродолжительное время, донья Сара — с Маркизом на руках, прошествовала в гостиную, где и объявила всем присутствующим там друзьям и родственникам, что отныне сей кот является полноправным членом семьи, и более того — находится под её личным патронажем, и горе тому, кто попытается обидеть её воспитанника.

Клянусь честью, но глаза наглого котяры — а я тоже удостоился чести наблюдать за этим торжественным событием — откровенно смеялись, а пушистые усы топорщила хитрющая улыбка.

Примерно через месяц Маркиз неожиданно исчез. Чёрные мысли, нелепые серые предчувствия, жёлтое удивление — верные спутники любой незваной разлуки.

Но ничего страшного и невозвратного не произошло.

Не закончилось ещё и трёх полных циклов преображения Луны, как кот снова уже сидел на пороге дома семейства Монтелеон, а на его шее — на массивной цепочке, висел внушительный золотой медальон, испещрённой по краям непонятными древними письменами. А в центре медальона, на другой его стороне, был искусно выгравирован цветок розы — понятно, что жёлтой — раз на золоте.

Медальону суждено было повторить путь жареной куропатки — Маркиз нагнул свою массивную голову, стряхнул золотое украшение на каменные плиты и лапой ловко подвинул подарок к ногам опешившего Джедди.

Ну и кто после этого скажет, что кошки создания неразумные, в гордыне своей позабывшие, что есть такое — благодарность?

Открыть медальон — а внутренняя пустота чётко простукивалась — до сих пор не удалось, как, впрочем, и прочитать письмена на нём, хотя Чабес — индеец из какого-то горного племени, уверяет, что видел похожие значки, высеченные на древней каменной пирамиде, спрятанной где-то в самом сердце джунглей.

Глава четвёртая

Древние письмена

На следующее утро Зорго заявился на завтрак в "La Golondrina blanka" в дурном настроении, мрачнее грозовой тучи. Вяло ковыряясь в салате из акульих плавников, черепашьих яиц и разнообразной тропической зелени, хмуро пробурчал: