Роберт Сальваторе - Попутчик

— Потери слишком велики. Я не могу на это согласиться.

— Вы отказываете посланникам…

— Я не видел ни единого доказательства того, что вы из храма!

— Только потому, что уронили пергамент.

Тон Перро сквозил обидной насмешкой. Смайт поднялся, повышая голос.

— Я выронил его, потому что вы его слабо бросили!

Перро тоже встал, не уступая капитану.

— Вы просили его бросить, вместо того, чтобы пригласить нас на борт! Вы угрожали убить нас, если не будет доказательств, а затем, когда мы предъявили вам их — вы потребовали бросить пергамент! И вы уронили его. Сознательно, полагаю! Вы уронили его, чтобы не признавать мой авторитет!

Рука капитана Смайта дернулась к мечу, но Перро был быстрее. В мгновение ока, его тонкий стилет был в руке и направлен в сторону капитана. Смайт остановился, убирая руки от оружия.

— Несмотря на это, я не стану менять курс без доказательств или обещания компенсации, — он сел, и, через несколько мгновений, Перро тоже последовал его примеру. — Но я позволю вам плыть с нами. Я даже предложу вам собственную каюты и бесплатный проезд, пока мы не достигнем Лускана. До Глубоководья там не далеко. На корабле — дней пять. И дней десять пешком, полагаю. Это лучшее, что я могу предложить.

Перро кивнул.

— Очень хорошо. Хотя храм не рад будет услышать о моем затруднении.

— Риск, который я должен принять, — ответил Смайт. — Теперь, если вы меня извините, я должен увидеть экипаж. Прошу, располагайтесь с комфортом.

Глава восемнадцатая

Удостоверившись, что Смайт ушел, я обратился к Перро:

— Да ты же вообще не посланник храма, — прошептал я. — Ты ему наврал!

— Несколько раз, ради его собственного блага, — ответил Перро. Он откинулся на спинку стула и посмотрел на потолок небольшой капитанской каюты. Его рубашка была расстегнута, и я мельком увидел белую повязку на его груди.

— Но врать — плохо.

— Значит, я был плохим, — Перро поднялся на ноги и оглядел капитанский стол. Он взял одну из карт и пристально изучил её. — И я так и не получил того, чего хотел, не правда ли? Мы все еще плывем в Лускан, но лучше для нас будет исчезнуть с этого судна раньше.

Я покачал головой, не понимая наставника.

— А что было на пергаменте, который ты бросил?

— Абсолютно ничего, — ответил он, не поднимая глаз от карты. — Он был пуст.

— И что случилось бы, поймай его капитан?

— Много плохого, — наставник положил карту на стол и посмотрел на меня со знакомым огоньком в глазах. — Вероятно, капитан приказал бы нас убить, а потому мне пришлось бы сражаться против целого корабля. Одному против нескольких десятков противников. Подобное заняло бы часы! — Перро рассмеялся, но потом резко оборвал свой смех. Он прижал руку к ране на груди, сгибаясь от боли. — Возможно, часа два. Эта рана замедляет меня. И тогда нам пришлось бы плыть в Глубоководье самим. Поверь мне, это не простой подвиг!

Я бы, конечно, рассмеялся, но боль, проступившая на лице друга, когда он схватился за рану, отрезвила меня.

— Ты бросил пергамент так, чтобы он никогда не поймал его, да? — спросил я, лучше понимая происходящее. — А потом сказал ему, что он намеренно упустил свиток. Теперь он не сможет обвинить нас в том же самом!

Перро слегка поклонился.

— Точно.

— И ветер, — сказал я. — Это ты призвал ветер, который сбил его с корабля?

— Ты переоцениваешь меня. Это была игра фортуны.

— Форту… что?

— Фортуна — это вроде удачи. Счастья. Счастливого совпадения.

— А почему капитан дал нам свою каюту?

Я видел, как Перро получил то, что хотел, просто верно поставив вопрос. Но комната была предложена нам сверх того. Без просьб. И сразу после того, как капитан и Перро потянулись к мечам!

— Этикет, — я открыл рот, но Перро поднял руку, чтобы остановить меня. — Этикет… манеры. Когда на борту судна находится высокопоставленный гость, капитан обязан предложить ему свою каюту. Вероятно, у него есть комната внизу, приготовленная как раз для подобных случаев.

— Но он тебе не поверил. Он не считает тебя высокопоставленным гостем.

— Он подстраховался. Капитан отказался исполнить мою просьбу, потому, что не верит, будто я представляю тех людей, о которых говорю. Но не предложить мне каюту, если вдруг я все же говорю правду, было бы огромным оскорблением. Таким образом, если он окажется не прав в своих догадках, я смогу сказать начальству, что он не подчинился, но и не был груб. А если он прав — то единственное, что он потеряет — комфорт в поездке.

Видя в этих рассуждениях логику, я кивнул прежде, чем друг закончил.

— Но зачем нам доставлять ему неприятности?

— У меня дела в Глубоководье. Ты слышал, что я сказал.

— Что за дела? — я положил руку на сердце, чувствуя твердый камень, лежавший на моей груди. — Дела с камнем? Почему он так важен? Что он делает?

— Достаточно, — резкость и вес этого слова заставило мой следующий вопрос застрять в горле. Перро пересек небольшую каюту, делая всего несколько шагов, чтобы оказаться у двери. — Мне надо увидеть Дымку. А тебе неплохо бы поспать. Я по глазам вижу, что ты устал.

— Я не устал! — крикнул я на наставника.

Но он уже вышел.

Я двинулся ко второй двери, которая предсказуемо вела в спальную каюту. Весь интерьер спальни состоял из койки и комода. Подойдя к койке, я упал на аккуратно заправленное одеяло.

Некоторое время я лежал, уставившись в потолок каюты и прижимая руки к бокам. Перро по-прежнему относился ко мне как в тот день, когда он нашел меня, укрытого сосновыми ветками. Должно быть, он думал, что я слишком глупый и слабый, чтобы знать правду. Даже после боя с демоном и нашей поездки через море — после всех приключений Перро все равно не считал нужным поделиться со мной ответами, которых я так сильно жаждал.

Глава девятнадцатая

Я проснулся под шум, доносившийся сверху. Сквозь маленькое круглое окошко струился свет. Солнце все еще было на небе, когда я упал на койку, а теперь оно снова оказалось там. Должно быть, я спал, как убитый! Мой живот ныл — последний прием пищи казался мне бесконечно далеким событием. Хотя, быть может, дискомфорт был связан с постоянной качкой и креном судна. В любом случае, я полагал, что хорошая еда улучшит мое состояние. Перро не было в комнате, но судя по одеялу, которое укрывало меня, и тому, что вся моя одежда была аккуратно сложена у койки, я предположил, что друг, должно быть, позаботился обо мне.

Встав и одевшись, я отправился в главную комнату капитанской каюты.