Сергей Иванов - Мёртвый разлив

Ознакомительный фрагмент

– Как тебе понравилась вчерашняя постановка? – строго спросила Лариса. – Потрясающе, правда? Я преклоняюсь перед Режиссёром!

– Для своего времени сработано недурно, – без энтузиазма подтвердил Вадим. – Только я ведь её наизусть помню.

– Как, ты даже не смотрел? – Она уставилась на Вадима, словно на святотатца. – Это же вершина нашего искусства! Вся губерния не отрывалась от тивишников, а ты!..

– Да не убивайся ты так, – ухмыльнулся он. – В конце концов, если помнишь, даже именитый Елизаров отзывался о сём спектакле, как о…

– Конечно, он не станет её хвалить, – перебила Лариса, – он же федерал!

– И что?

– Как? – удивилась она. – Разве не ясно? У них же всех установка, чтобы нас ругать.

– Правда? – ужаснулся Вадим. – Коварные! Чем же мы так их достали?

– Просто нам завидуют, – объяснила женщина. – Им-то живётся хуже!

– Или нам – лучше?

– Ну естественно!

– Вот жизнь – даже просветить некому, – неосторожно посетовал он. – Живу как перст.

– Я не хожу к чужим мужчинам, – оскорбилась Лариса и тут же уточнила: – Вот если б у нас были серьёзные отношения…

– Это не ко мне, – спохватился Вадим. – Я в принципе человек несерьёзный.

– Вообще, конечно, не обязательно, – сдала она чуть назад. – Они же не налаживаются сразу, верно? Кстати, у тебя сохранился фотоаппарат? – простодушно добавила женщина. – Давно хочу посниматься.

– Нагишом?

– Фу, пошляк! – снова обиделась она. – По-твоему, я извращенка? – И снова уточнила: – Конечно, если б мы были близки – по-настоящему, понимаешь?

– В моём-то возрасте? – лицемерно вздохнул Вадим. – Забыла, сколько мне лет? Это ты ещё в соку, а мужчинам после пятидесяти остаётся только глазеть на ваши прелести…

– Ну ты, Смирнов, совсем с ума сошёл, – с готовностью поверила Лариса. – И всегда был такой странный!..

Имелось в виду, что он не впервые отказывается от такого подарка судьбы. И правильно, так ему, – не винить же в этом себя?

– Вообще, все вокруг такие глупые! – сообщила Лариса с тайным злорадством. – И никакой культуры, что характерно. Даже поговорить не с кем.

– Отчего же? Неси культуру в массы.

– Чтобы меня возненавидели, да? Разве я виновата, что лучше? Вообще, должна заметить, – печально вздохнула женщина, – не встречала ещё никого умнее себя.

И едва утерпела, чтобы не расплыться в довольной улыбке.

– Бедняжка, – не удержался Вадим. – Зачем тебе это?

– Что?

– Быть умной. Такая симпатичная женщина…

– Конечно, дурочек вы любите больше!

– С другой стороны, что такое ум? – вопросил он. – Наверно, это способность достигать правильно поставленной цели.

– А сам ты многого достиг? – вспылила она. – Как был задрипанным специшкой, так и остался!

– Зато живу как нравится. И не кричу на всех углах, какой я умный.

– Да ну тебя! – окончательно разобиделась Лариса и очередной раз его бросила – на растерзание воспрявшей совести. Собственно, что он хотел доказать несчастной глупышке? Пусть утешается как умеет. Не можешь помочь, лучше отойди. Кажется, животные его рефлексы снова опередили сознание. Ибо сказано: «не согрешишь – не покаешься».

Следующим оказался Георгий, Гога, – массивный словно бульдозер и столь же основательный. «Матёрый человечище» кавказских кровей, впрочем, давно обрусевший. Как и Тим, он не считался генератором идей, даже не претендовал, зато владел панорамным, системным мышлением и мог оперировать громадным количеством данных, раскладывая любую проблему на составные, взвешивая и соотнося сии части, выстраивая наново. По аналогии с компами Вадим нарёк это оперативной памятью. Однако и с обычной памятью у Гоги проблем не возникало: был он, что называется, энциклопедист и по складу ума больше годился в учёные, чем в технари. Только кого это сейчас волновало, кроме самого Гоги да ещё, может, Вадима?

– Смотри-ка, Вадичек, – протиснувшись в проход, Гога без долгих вступлений уронил на стол Вадима тетрадный листок, на коем была начертана схема сложного прибора с десятками разнокалиберных блоков и множеством вычурных связей. – Нравится?

– Привет, – сказал Вадим оторопело. – Чего это?

– Здрав и ты будь, мил человек, – спохватясь, откликнулся Гога, – коли не шутишь… А это есть устройство нашей Крепости, насколько я его представляю. Итог долгих наблюдений и мучительных раздумий.

– И бессонных ночей? – рассеянно добавил Вадим, вглядываясь в схему.

– Ну, – подтвердил крепыш, с нескрываемой гордостью разглаживая листок тяжёлыми дланями. – Ты посмотри, дорогой, какая чёткая пирамида выстраивается: уровень под уровнем – прямо картинка! А как тебе эта дублирующая пирамида – из преподобных под-управителей? Стоит засбоить основной линейке, как в дело вступает резервная. А мы думали, «отцы» только за нравственностью следят!..

– А как же Совет Глав?

– Декорация, дань традиции! Много ли проку было от прежних Советов?

– Проку немного, зато шуму сколько! От выборов не продохнуть, агитаторы так и вились – бедные, что они теперь-то поделывают?

– Думаю, не бедствуют. Как говорят на Кавказе: был бы язык пошершавей, а уж задница для лизанья всегда сыщется!

– Врёшь ты, – с ухмылкой сказал Вадим. – Не говорят такого на Кавказе. Тоже, кавказец выискался!

– Ну и вру – подумаешь, – легко согласился Гога. – Разве это что меняет? Народ, как известно, мудр, а я – его часть, из самых мудрых.

– «Вышли мы все из народа», – подтвердил Вадим, – но разбрелись почему-то в разные стороны. «Дети семьи трудовой», чтоб нам!..

– Видишь? – показал Гога. – Эта конструкция из самых прочных – полная зависимость нижних слоёв от верхних и никаких лазеек для подкопа!

– Дело за малым: заставить вкалывать нижний слой. Без прочного фундамента всё строение рухнет.

– Я не удивлюсь, если и для этого у них что-то припасено.

– Ага, возле каждого работника подставить по надзирателю с дубинкой, а лучше – с огнестрелом. И то могут ведь осерчать.

– Э-э, дорогой, прошли те времена! Мы ж не в Америке, даже не в Европе, где народ худо-бедно свыкся со свободой и за неё порвёт пасть любому. У нас вековые традиции рабства.

– На Кавказе?

– При чём здесь Кавказ, слушай! Мы же русский народ, да? В этом наша «особенная гордость», и в этом – наша беда. Если кто-то захочет нас снова поработить, зёрна упадут на благодатную почву.

– Да что с тобой, Гога? Ещё никто не нападает, а ты уже боишься. Раньше-то был посмелей.

– Все меняются, друг мой, разве не видишь? Кто-то быстрей, кто-то медленней. Один ты словно заговорённый.

Вадим рассмеялся.

– И тебя на мистику потянуло? – спросил он. – Но если я заговорён, то остальные, выходит, заколдованы? Тогда надо лишь снять с них заклятие – и все дела!