Василий Головачев - Гарантирую жизнь

Ознакомительный фрагмент

– Интересуетесь?

– Смотрю, – сказал капитан. – Как живые! Сами делаете?

– А они и есть живые, – кивнул кукольник. – Уж почитай полста годков куклы вырезаю. Вот матрешки тож. Вы знаете, молодой человек, что такое русская матрешка? В ней кроется глубочайший смысл. Это слово – матрешка – искаженное «матрица», основа вселенной, можно сказать, а также ма-трешка, то есть Мать Мира тройная. Или вот этот скоморох. Чем не прародитель наш? Вишь, смеется, лукавец?

Никифор повертел в руках скомороха, и ему показалось, что игрушка подмигнула ему.

– Хорошая работа. И много удается заработать на куклах-то?

Старик погрустнел.

– Покупают, конешное дело, но мало, сынок. Мои куклы особенные, не хотят со мной расставаться. Поверишь ли, продал одному молодому луговую невесту – у того машина сломалась, гараж загорелся. Ишо один богатей на Мор-бабу глаз положил. Я его предупредил, чтоб, значит, ухаживал за ней, кормить не забывал, он посмеялся, а через два дня примчался бледный, куклу вернул. Две ночи, говорит, не спал, душил его кто-то.

Никифор засмеялся.

– Это он просто налоги не заплатил.

Усмехнулся и старик.

– Может, и так. У бедного одна забота, у богатого много. Выбирай, что душе угодно, почти задаром отдам.

Никифор поколебался немного, разглядывая куклы, потом взял в руки куклу, похожую на еловую шишку, но – вырезанную с большим искусством из дерева. У нее была большая голова с растрепанными волосами, хорошо видимые ручки и ножки, а лицо было хитрое, но доброе, готовое, казалось, вот-вот расплыться в улыбке.

– Это востуха, – сказал кукольник, – разновидность домового. Живет обычно за печкой и караулит дом. Где он ладит с хозяевами, там ничего плохого приключиться не может, и в доме ничего не пропадет. Бери.

– Сколько?

– Обычно говорят – давай, сколько не жалко, а я не люблю. Бери за три рубля, мил человек. Я бы и даром отдал, да не положено.

Недалеко от лотка кукольника послышался шум, толпа гуляющих людей раздалась в стороны, и стал виден источник шума: посреди улицы шествовали шестеро бритоголовых молодых людей в черных кожаных куртках и штанах. На рукавах курток виднелись эмблемы: красная звезда и буквы НБП. Это были скинхеды или скины, как их называли чаще, «бритоголовые», одни из самых рьяных защитников «русской идеи», боевой отряд Национал-большевистской партии. Никифор по долгу службы с ними не сталкивался, но знал, что целью НБП является «русская национальная революция и построение справедливого общества – Русского Порядка». Правда, методы, которыми скины пытались установить новый Русский Порядок, ничем не отличались от бандитских и откровенно террористических.

На груди у приближающихся молодчиков Никифор увидел белые кинжальчики и понял, что это парни из скингруппировки «Белые охотники». Их задачей было «очищение столицы от всех черномазых и кавказцев». По телевидению не раз показывали инциденты, связанные с избиениями скинхедами африканцев, индийцев, узбеков, чеченцев, азербайджанцев и других ярко выраженных «неславян». Никифор вспомнил, что совсем недавно в программе «Русский дом» передавали сообщение об убийстве скинами сына посла Гвинеи-Бисау и о нападениях на переселенцев с Кавказа.

Молодчики в черном шли уверенно и шумно, как истинные хозяева улицы, города и вообще всей страны. Они выискивали среди отдыхающих лиц «кавказской национальности» и обращали их в бегство зуботычинами и подзатыльниками. Сопротивляющихся били дубинками, мгновенно появляющимися из-под курток, и ногами.

– Бандиты, – пробормотал старик-кукольник. – Отходы человеческие. Мы вышли из пещер, но пещера еще не вышла из нас.

Никифор промолчал. С одной стороны, он был на стороне скинов, горевших желанием «очистить» город от «черномазых», с другой стороны, понимал, что ни в чем не повинные граждане страдать не должны. «Чистку» надо было начинать сверху, с верхних эшелонов власти, с чиновников, торгующих свободой и жизнью простых людей.

– Вас они не трогают? – спросил он.

– Я здесь нечасто бываю, – ответил кукольник. – Да и что они сделают старику? Я таких в молодости не боялся, ни тем более в старости.

Внезапно Никифор заметил ту самую молодую женщину – смуглянку, которую встретил в церкви. Только на этот раз она была не одна, а с молодым человеком, подростком, таким же смуглолицым, черноволосым и черноглазым, как она сама. Скрыться от скинов они не успели.

Один из молодчиков схватил парня за руку, ударил по шее и швырнул к ограде кафе. Еще двое начали пинками гнать его прочь. Женщина вскрикнула, бросилась к спутнику, пытаясь его защитить, но ее тоже отшвырнули, так что она не удержалась на ногах и упала, и ударили ногой в бок. Но она вскочила, снова кинулась на обидчиков, стала прикрывать собой не то брата, не то сына, и ее сбили на цветные плиты улицы снова.

Никифор больше не раздумывал.

Он вышел из толпы перед группой бритоголовых, держа руки за спиной, угрюмо поинтересовался:

– Может, хватит воевать с женщинами, богатыри?

– А тебе чо надо, оглобля? – удивился круглолицый безбровый здоровяк, накачанный так, что куртка на нем, казалось, вот-вот лопнет. – Чо встреваешь не в свое дело?

– Когда бьют женщин, это мое дело. – Никифор посмотрел на бритоголового с квадратной челюстью, державшего незнакомку, с которой слетел платок, открывая заплетенные в десяток косичек волосы. – Отпусти ее.

Толпа людей вокруг притихла.

– Не, орлы, вы только гляньте на него! – тем же тоном сказал круглолицый качок, видимо, вожак группы. – Он будет командовать, что нам делать. Кока, отодвинь деревню.

Громадный Кока с усиками над губой «а-ля Адольф» подошел к Никифору и толкнул его в грудь пудовым кулаком. Вернее, хотел толкнуть. И вдруг согнулся, присел и тихо лег.

Бритоголовые замолчали.

Хмель шагнул вперед, тяжело сказал, глядя в глаза парня с квадратной челюстью:

– Отпусти!

– Да иди ты! – очнулся тот, замахиваясь.

Никифор оказался сбоку, сделал неуловимый глазу выпад, и бритоголовый атлет, ойкнув, выпустил женщину, отступил, не понимая, почему рука его не слушается. Никифор в изумленной тишине приблизился к молодчику, избивавшему дубинкой юного спутника смуглянки, выхватил у него дубинку, перетянул ею по спине, по затылку, воткнул дубинку концом в солнечное сплетение бугая и, не глядя на согнувшегося, протянул руку избитому, закрывающему голову локтями, парню.

– Не бойся, идем со мной.

Женщина бросилась к юноше, обняла его, повела прочь, приговаривая что-то на незнакомом языке, бросила на Хмеля странный взгляд, выражавший удивление, благодарность и страх.

– Ну, козел, ты сам напросился! – опомнился главарь отряда. – Орлы, сделайте из него отбивную!