Лекарство от любви (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович

Вечером его ждал ужин в обществе Изольды, переходивший обычно в длительную беседу (лишь в вечер его прибытия она не стала приглашать его, понимая, что гость утомлен не самой комфортной дорогой и должен переварить все случившееся). Иногда, впрочем, она посылала за ним — или являлась лично — и в более раннее время, если он был в замке (но она ни разу не выражала претензий, если его на месте не оказывалось). Единственным неудобством — с которым Кай, впрочем, быстро свыкся — была тонкая ткань, которой он закрывал лицо ниже уровня глаз наподобие тех повязок, что носят кочевники южных пустынь, защищая свои лица от горячего песчаного ветра. Учитывая, что в замке была и женская прислуга (хотя преобладали все же мужчины), Кай надевал ее (как и перчатки) не только для встреч с Изольдой, а и вообще всякий раз, выходя из своей комнаты. Естественно, есть с повязкой на лице было бы затруднительно, поэтому во время их совместных трапез он садился на достаточном расстоянии от нее (не напротив, а по диагонали со стороны левого профиля) — места за огромным столом, который вместил бы три дюжины человек и за который садились только двое, хватало. Прислуживали им за ужином только мужчины.

Изольда оказалась интересной собеседницей. Читать она любила еще с юности — правда, тогда эту ее страсть сильно ограничивали скудные финансовые возможности — а с тех пор, как начала развивать свой магический дар-проклятье, читала запоем. Но она не принадлежала к той категории книгочеев, о которой сам Кай в свое время писал: «И что же? Твой ум — лишь собранье чужих заблуждений!» Напротив — Изольда составляла собственное мнение на всякий счет и готова была его отстаивать, не признавая никаких непререкаемых авторитетов. Каю, всегда придерживавшемуся тех же принципов, такой подход определенно импонировал — даже когда он был несогласен с ней по существу вопроса.

С прочими обитателями замка Кай практически не общался, не считая кратких приказов, отдаваемых слугам. Они были… дрессированными животными, не более чем. Причем животными, не вызывавшими у него — в отличие, к примеру, от тех же лошадей — никакой симпатии. В первые дни Кай все же переговорил с некоторыми из них и лишний раз убедился в этом. Даже то, что они были обращены в любовное рабство не по своей воле, их не оправдывало. Во-первых, отнюдь не во всех случаях это было так. Хватало и тех, кто прибыл к Изольде добровольно, понимая, что его ждет (каждый из них, очевидно, в глубине души все же надеялся, что именно ему удастся «покорить сердце Изольды», но эта надежда лишь еще полнее свидетельствовала об их безнадежной глупости). Во-вторых, никто из них не жаждал свободы. В третий или четвертый раз выслушав, что даже безответная любовь все равно прекрасна, Кай с отвращением отказался от дальнейших попыток говорить с ними.

— Шпили, балки, карнизы, теней паутины Прихотливы, где надо, где следует — строги, И практически даже не портят картины Эти серые куклы в пыли на дороге. Вдруг одна шевельнется, раздвинет лохмотья: «Ради бога… спасите хотя бы ребенка…» Ты изящным движеньем натянешь поводья И, взглянув на нее, расхохочешься звонко. В самом деле, забавно наличие мненья У помехи, что портит гармонию сцены, Будто мы бы желали ее сохраненья И готовы платить за то некую цену! Впрочем, ново ли то, что они бестолковы? Крикнешь ты: «Догоняй!» — и помчишься к закату, И рассыплются искрами наши подковы, Разрывая безмолвие дробным стаккато… А когда ночь окутает город и горы, И устанут скакать наши бледные кони, Темно-красною жидкостью свежего сбора Мы наполним хрусталь на высоком балконе. Звезды взглянут на землю серебряным взором, Знойный ветер уснет в антрацитовых скалах, И луна, поднимаясь над мертвым простором, Отразится лимонною долькой в бокалах.

Кай закончил читать, продолжая глядеть на закат. Одинокая лодка пересекла солнечную дорожку, направляясь к берегу. Озеро годилось не только для созерцательных прогулок — в нем ловили рыбу для кухни замка. Одинокая птица черной черточкой скользила в небе выше солнца. Вдруг она дернулась и бесформенным комочком полетела вниз, в воду. Кай не видел с такого расстояния, откуда прилетела стрела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Птицы, да. Кай не сразу привык к тому, что они — проблема. Не то чтобы очень страшная, не способная навредить напрямую (разве что нагадить на голову, но до такого Светлые не опускались), но все же это были глаза врага. А Кай очень не любил соглядатаев и теперь, во время своих конных прогулок вдали от замка и окружавших его лагерей — и, соответственно, вдали от сторожевых постов, способных достать пернатого шпиона стрелой — периодически неприязненно косился вверх, бурча под нос: «Черный ворон, что ты вьешься над моею головой…» Ответ на этот вопрос был ему, разумеется, известен — маги наблюдали и за ним тоже. За своим посланцем, не выполнившим задание — но при этом не убитым и не плененным, а свободно разъезжающим по окрестностям. Возможно, они считали это некой игрой и все еще рассчитывали, что он сделает то, за чем послан. Возможно — вынашивали планы мести предателю… В любом случае, Кай мог лишь бессильно наблюдать над кружившими над его головой шпионами (у него было сильное желание продемонстрировать птицам неприличный жест, но он сдерживался — пусть наблюдатели и дальше теряются в догадках). Кстати, это были не вороны. И, само собой, не белые голуби, столь популярные в символике Светлых. Это были не то орлы, не то беркуты — в общем, какие-то хищники, естественные для этих мест и способные летать так высоко, что сбить их с земли практически невозможно.

Голуби, впрочем, тоже те еще символы мира и кротости. Кай хорошо знал, как они заклевывают себе подобных с истинно человеческой жестокостью…

— Красиво, — сказала Изольда, имея в виду не то стихотворение, не то пейзаж — а возможно, и все вместе. — Кто эти двое, твои персонажи?

— Не знаю, — беспечно ответил Кай. — Демоны, возможно. Во всяком случае, не люди.

— И не мужчина и женщина.

— В стихотворении ничего не говорится об их половой принадлежности. Я даже не уверен, что у них таковая вообще есть. Равно как и о характере связывающих их отношений. Я рад, что ты это заметила. Большинство, разумеется, увидело бы в них «парочку», пусть даже и демоническую.

— Ты провокатор.

— Я — разрушитель шаблонов и стереотипов.

— А жидкость в бокалах — конечно, не вино, а кровь.

— Разумеется. Не думаешь же ты, что я стану пропагандировать в своих стихах спиртное.

— Кстати, о крови, провокациях и конных прогулках. Могу я попросить тебя не отъезжать от замка далеко? Во всяком случае, так, чтобы не терять его из виду.

— В чем дело? — нахмурился Кай, поворачиваясь к ней. — Разве ты не сказала мне, что я полностью свободен?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Поэтому я прошу, а не приказываю. Это ради твоей же безопасности.

— Любимая фраза всех диктаторов, — пробурчал Кай.

— Я, если ты не заметил, и не строю из себя демократа.

— Ну а серьезно — что случилось? Светлые все же нашли какой-то способ повредить нам на нашей… на твоей территории?

— Нет, конечно. Дело не в них. Дело в моих людях. Ты тут не всем по нраву.

— Это взаимно, — усмехнулся Кай.

— Кое-кто… вероятно, даже многие… считают тебя моим любовником. Тем единственным, которому все-таки удалось.