Наталия Ипатова - День Полыни

Мы прибыли на место и оказались во дворе посреди суеты. Две тетки из Детского отдела сажали воспитанников в спецдракси с зарешеченными окнами: вид у них был такой, словно они одни тут заняты делом. Будущие уголовники очень сильно косили налево, и я подумал еще: интересно, сколько-то из них доедут до новых мест, а сколько сбегут по дороге?

Был тут и Отдел по борьбе с хозяйственными хищениями: эти грузили в свое дракси бухгалтерскую и инженерную документацию. Не без удивления, но с радостью я узрел среди них Дерека Бедфорда. Сделав несколько перемещений, надеюсь – изящных, я оказался с ним рядом.

– Привет, – сказал я ему, – давно не виделись. Что тут у тебя?

Он кивнул на директрису, стоящую поодаль с сардонической усмешкой в складках брыл.

– Неужели баньши? – шепотом осведомился я. – Настоящая?

– Ну, должны же и баньши чем-то заниматься в промежутках между плачами, ты согласен? Что ты знаешь о баньши?

Я выразился в том смысле, что рад бы и вовсе ничего не знать, и как можно дольше.

– Здание развалилось потому, что умер их брауни. Домовые духи развоплощаются, если в доме никто не ночует. Брауни был в сфере влияния феи смерти. Предполагается причинение насильственной смерти с помощью магии.

– Может, – предположил я, глядя на мощные брыла, – она его съела?

– Феи смерти едят только яблоки.

– Ты узнавал что ли?

Вопрос остался без ответа. Уже припаркованным во дворе дракси пришлось потесниться для того, чтобы посадить мелкого, но нервозного дракона прессы. Вывалившийся оттуда оператор пошел снимать все подряд – а тут было чем впечатлить добропорядочную публику, работный дом разваливался на глазах! – за ним появился белобрысый эльф, которого я уже видел когда-то. Появился и направился к нам.

Журналист скандальной хроники Альбин, собственной персоной. Муха к трупу, чтоб не сказать сильнее.

– Простите, – сказал я. – Пока ведется следствие, никаких комментариев мы делать не можем. Не рано ли вы?

– Мне нет нужды в ваших комментариях, тролль. Мне нужна только картинка, а комментарии я и свои сочиню.

Знаю я его комментарии. Одно лишь «разворовали», сдобренное рефреном «как всегда».

В общем, я остался дуться, а эльф тем временем подошел к Дереку, и они даже руки друг дружке пожали, и стали рядом, и о чем-то вполголоса разговаривали.

Транспорт с детишками взлетел, во дворе сразу стало ощутимо просторнее. Теперь мы, Отдел магических преступлений, могли работать беспрепятственно, рискуя разве что поймать на голову балку перекрытия.

– Реннарт, – окликнул меня Рохля, – ты бывал когда-нибудь в опере?

Я обиделся. «Как тролль в опере» – это грозило стать новой идиомой.

– Нет, я больше по гоблин-боксу. Мэм, – обратился я к баньши, – я вынужден просить вас проехать с нами. Мы должны задать вам несколько вопросов в официальной обстановке.

– Я очень быстро выйду от вас, – сказала она как будто мне, но я почему-то не обольстился честью, – и тогда, аудитор Бедфорд, вы опять окажетесь с кучей бездоказательных претензий.

Нам часто приходится выслушивать подобные угрозы. И к нашему начальству они пытаются апеллировать, и к прессе, и к общественному мнению.

– Я никогда, – сказал Дерек, окаменевши небритой челюстью, – не оформлял дело на заведомо невиновного. Но сейчас претензии к вам не у меня, а у магического отдела. Вам для кармы хватит неумышленного убийства, или вы могли бы зайти еще дальше?

– Неумышленное убийство? Вам придется это доказывать.

– Полагаю, мэм, это вам придется доказывать неумышленность. Буду искренне рад, если вам это удастся.

– То есть, вы хотите обвинить меня в том, что я удушила беднягу брауни?

– Зачем же непременно «удушила»? Вы, мэм, располагаете более элегантным средством причинять смерть.

– Не могу поверить, – сказала она с ноткой почти человеческой усталости. – Не может быть, чтобы чиновник вашей квалификацией не знал примитивнейшей матчасти. Баньши не располагает своим голосом, но голос располагает баньши.

– Баньши – бессмертное существо, не так ли? – а эльф стоял рядом и внимательно слушал, и у меня сложилось мнение, будто бы он знает о деле больше, чем я вправе ожидать.

– Город полон бессмертных рас. Бедняга брауни вон тоже был теоретически бессмертен, но ему это не помогло.

– Но баньши бессмертными не рождаются, – Дерек взглянул на нее так, будто карандашом в ее сторону ткнул. – Что-то должно случиться, чтобы женщина любой расы превратилась в баньши, причем этому «чему-то» ни медицина, ни юриспруденция точного определения не дают. Магической психиатрии процесс становления баньши также не подлежит: это не болезнь, а переход в иную фазу существования. Совершенно новая личность. А корни старой личности – их не сыскать. Архивы столько не живут, да и архивариусы тоже.

Она промолчала. Все эти стрелы, совершенно очевидно, были в цель. Точнее, не стрелы, а дротики – Дерек, как при игре в дартс, поразил все сектора. Ему оставался только один бросок, и не было сомнений, что он попадет в «бычий глаз».

Я совершенно случайно бросил взгляд на эльфа и понял, что тот в курсе всего, что сейчас прозвучит.

– Вы владеете своим голосом, мэм. Вы пели в опере во времена, которые помнят только бессмертные меломаны. Помнят, и, что немаловажно – готовы свидетельствовать. Я не представляю, что случилось в вашей жизни, отчего вы сменили ту личность на эту, более того, если бы я знал, возможно, я бы вам по-человечески сочувствовал.

– Что-что, – жвала сложились в ироническую улыбку. – Мужчина, короткоживущий, разве поймет? Бессмертная жизнь такая длинная, зрителям надоедают старые дивы, критика их забывает. Романы, слезы, наркотики – все это убивает душу в голосе. Ты превращаешься в механизм, который поет так же хорошо, как прежде – но им этого мало. Что бы ты ни делал – ты обязан возбуждать интерес. Меня настигла творческая смерть, но я начала другую жизнь. Заново. Я поднялась, я теперь бессмертна, и это предмет моего самоуважения…

– Но голос не умер, – продолжил за нее Дерек. – Он жил сам по себе, внутри вас, звучал в голове, наполнял вас и переполнял. Вокруг вас сформировалось «облако смерти», исподволь влиявшее на все, что попадало в сферу вашего внутреннего монолога. Брауни пробыл в нем достаточно долго. Детям повезло больше, они вырастали и покидали ваше заведение. А слабенькие умирали, так?

– Это везде так.

– Мэм, – вмешался я, – все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

– Погоди, Рен. Я не могу сказать, что причиной убийства стали корысть или неосторожность. Ваш голос не умер сам и медленно отравлял пространство концентратом отчаяния и безнадежности. Мэм, едва ли вы вернетесь на ваше прежнее место: скорее всего, ближайшие несколько лет вы будете обследоваться в отделении магической психопатологии. Вы не можете находиться в постоянном контакте с детьми. Таков закон.