Мария Галина - Совсем другая сторона

— Пошли.

— Я тут останусь? — в ужасе спросила я. Не могу сказать, чтобы мне очень понравилось это место.

— Да, — сказал он, — Я думаю, дней на двадцать, не больше. Потом я тебя заберу.

Двадцать дней, конечно, можно потерпеть. Тем более, что мне еще оставалось делать?

Он выбрал какую-то нишу в стене и сказал, что я тут могу располагаться. Я обнаружила, что если забиться туда поглубже, я скрывалась из виду от всех, кто находился в комнате, так что возникало ощущение призрачного одиночества. Как только он уедет, подумала я, так и сделаю. Господи, до чего же неуютное место.

— Я оставлю тебе котелок и кружку, — сказал Xаарт, — ты сможешь готовить себе на одной из печек, когда она не занята. Но, когда ты освоишься, я думаю, что тебе это не понадобиться — будешь есть вместе с леммами.

— Похоже, они не слишком-то обращают на меня внимание.

— Обратят, когда понадобится. Делай то, что тебе скажут и не болтай ни с кем из кейяр слишком много. Это тут не принято. Подожди здесь.

Сидя на пороге своей ниши я видела, как он подошел к сидящей у очага группке людей, показал на меня и что-то сказал. Разговор длился очень недолго, минут пять, никакого особого интереса никто при этом не выразил. Потом он вернулся ко мне.

— Я забираю твою лошадь, она тебе тут без надобности. Пригоню ее, когда приеду за тобой. И не пугайся, тут ничего страшного нет. Никто тебя тут не тронет.

— Но ты обязательно приедешь?

— Ведь я же сказал, — недовольно ответил он.

Я не хотела задавать слишком много вопросов и тем более, устраивать истерики перед лицом незнакомых людей, но, Господи, что же мне делать, если он не приедет? Я же и двух недель тут не выдержу. Это же какой-то полый холм!

— Все, — сказал он, — я поехал. И успокойся ты, наконец.

Я забилась в свою нишу и смотрела, как он отвязывает лошадей. Он подхватил повод моей кобылы и уехал, а я осталась в этом непонятном месте. И что мне теперь делать дальше?

Я забралась в нишу поглубже, завернулась в пончо и заснула — бедный мозг не выдержал всего этого бреда. Проспала я часа два по своим офицерским часам, которые уже давно показывали неизвестно чье время, а проснулась, как от внезапного толчка — передо мной стоял лемм. Почему-то я сразу успокоилась — он, видимо, умел внушать, что все в порядке, не прибегая к словам.

— Пошли, кейя, — сказал он.

Я покорно встала на затекшие ноги и поплелась за ним. Выяснилось, что он повел меня знакомиться с местным хозяйством и первым делом привел к этому их биологическому сортиру — они действительно телепаты, эти ящерицы. Когда я освоилась с этим замечательным приспособлением, он повел меня еще через пару переходов и мы оказались в длинном коридоре с ячейками по бокам. Это была их фабрика, ей-Богу! Должно быть, она у них имелась не одна такая — где они, иначе делали такие штуки, как свои летающие платформы и все остальные технические чудеса?

Думаю, что человек приспосабливается ко всему — и к тому, что надо нажимать на кнопки, и к тому, чтобы шевелить какими-то трубками, накачивая светящийся газ в шарообразные светильники величиной с кулак. Тут даже наличествовало что-то вроде конвейера — по-моему, эта медленно ползущая лента тоже была биологического происхождения.

— Ты будешь работать здесь, если захочешь — сказал лемм.

Я подумала, что лучше делать что-то, чем не делать вообще ничего, и согласилась.

Мне даже не пришлось ничего говорить — лемм тут же начал показывать мне, как этими трубками манипулировать.

Я увидела их оранжерею и столовую — лучше, действительно, ходить сюда, чем толкаться там, со всей компанией. Я боялась их меньше, чем людей — с ними, по крайней мере, не нужно было разговаривать. Они и так все понимали.

Вернувшись в свою клетку, я увидела, что у ее порога кто-то сидит. Человек в пончо тех цветов, которые обычно носят на побережье, сине-белом, но, в отличие от большинства местных, у него были светлые волосы. Я уже поняла, что он с той стороны — никто из здешних, скорее всего, ко мне не подошел бы. Они просто не обращали на меня внимания.

Не могу сказать, что я обрадовалась, увидев его. Что прошло, то прошло, и у меня не было никакого желания углубляться в ностальгические воспоминания. Та жизнь отступила куда-то очень далеко, она уже давно была разрушена, еще там, в том мире. Что от нее оставалось? Какой смысл об этом говорить?

Поэтому я демонстративно, боком протиснулась мимо него, но он поймал меня за локоть. Я выдернула руку.

— Ты же с той стороны, я вижу, — сказал он. — Что ты дергаешься, в самом деле? Я тебя не трону. Ты давно здесь?

Я неуверенно ответила:

— Не знаю. Если посчитать, то и полугода не будет. А может, и будет.

— И как ты сюда попала?

— Как все. Через Проход.

— Это понятно. Как ты нашла Проход?

— Я его не искала, — объяснила я, — Я пряталась. В самый разгар этой заварушки я напоролась на штурмовиков и пряталась в подземных переходах. Потом увидела свет. Я пошла на свет потому, что там, где я стояла, было уж очень неприятно. Вот и все.

— Повезло тебе, — сказал он. — ты успела вовремя. Проход ведь закрылся, ты знаешь?

— Да. Знаю. — Тут меня опять разобрало мое проклятое любопытство, и я спросила, — Сам закрылся? Или кто-нибудь захлопнул его, как ты думаешь?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ты что, с ума сошла? Кто его мог закрыть? Это же поле. Какое-то взаимодействие полей. Просто где-то что-то сдвинулось, вот и все. Может, когда они повзрывали там все эти бомбы, на той стороне…

— Вообще-то, я поняла так, что Проход существовал уже довольно давно. Похоже, это стабильное образование. И никто не помнит, чтобы он закрывался раньше, разве нет?

— Давно — по каким масштабам? Это же очень старый мир.

— И ты ничего такого не видел? Странного?

— Чего не видел? Я тут много чего видел. Ты леммов когда-нибудь раньше видела, например?

Вот проклятье! И этот ничего не знает. Мне иногда кажется, что все мои гипотезы — просто порождение воспаленного воображения, не больше. Но ведь не приснилась же мне та небесная сверкающая пуля.

— Ну что, — сказал он, — сверим часы? Я расскажу тебе все, что я знаю, а ты расскажешь мне все, что ты знаешь, идет? Меня зовут Дорк, здесь, во всяком случае.

Я честно сказала:

— Я ничего не знаю. Уж слишком все тут странно, чтобы знать что-нибудь наверняка. Кто в здравом уме может вообразить такое? Но я предполагаю… Думаю, сначала наш мир и этот — были одним целым. Потом они разделились. Тут случилось что-то, чего не было в нашем, или, наоборот… не случилось. Одним словом, никаких катастроф тут не было. Ящеры… они тут не вымерли. Они продолжали себе развиваться, и, наконец, получились леммы. Это их мир.