Мария Ермакова - Старуха по пятам

   Он развернулся, пожал плечами.

   - Поверь мне, я знаю, что делаю. Смерть больше не пугает меня. Просто позволь быть рядом.

   Толстяк поднялся на ноги, подошел к ней вплотную и опустился на колени. Мара, прищурившись, следила за его действиями. Кайн вытащил её кинжал из ножен, вложил ей в ладонь и приставил острием к своей груди.

   - Ты можешь убить меня сейчас, госпожа! Но если, как сегодня, случится повстречаться в пути с такими уродами, меня не окажется рядом.

   Мара поморщилась.

   - Ты был бы не нужен мне, если бы...

   - Это так! - спокойно перебил Кайн. - Однако никогда не знаешь, для чего Пресветлая сталкивает нас с тем или иным человеком.

   Женщина хмыкнула. Легонько ткнула его кинжалом и убрала клинок в ножны. Поднялась на ноги, потянулась.

   - Поехали. И лучше бы у тебя был железный зад! Привал сделаем только следующим утром!

   В седле провели весь день и всю ночь - Мара опасалась новых приступов и гнала Амока, не заботясь о собственной усталости и уж тем более не думая о спутнике. Солнце растопило утреннюю дымку над берегом и линией холмов вдали, слева мелькнули кособокие домишки Рыбьей Кости, растянутые крылья сетей, вывешенных для просушки, и тропа потянулась на скалистый кряж, шедший вдоль залива. Амок въехал в рощу невысоких пушистых приморских сосен, и Мара резко натянула поводья. Перекинула ногу через седло, спрыгнула на мягкую землю, покрытую пёстрым ковром из короткой ярко-зелёной травы и жёлто-коричневых сухих игл.

   Кайн с кряхтением спустился следом, сделал несколько шагов на несгибающихся ногах, с наслаждением потер зад и ушёл за ближайшую сосну.

   - Мы успеем перекусить, - донеслось оттуда сквозь энергичное журчание, - или попрёмся дальше?

   - Успеем. Здесь нам придётся задержаться.

   Пока монах собирал дрова и разжигал костер, Мара расседлала и обтерла Амока, пустила пастись между деревьями. Неподалеку край обрыва прогибался, словно некто со стороны моря тянул его вниз покрывалом с кровати. Женщина подошла туда и застыла, закинув руки за голову и глядя на море. Бабочка под левой лопаткой проснулась, заскребла острыми коготками мышцу, сорвав с губ Мары невольный стон и заставив опустить руки. Прямо у носков её запылённых сапожек начинались плоские каменные плиты, ступенями уводящие к воде. Растрескавшиеся и древние, вылизанные ветром и волнами, они казались природными кусками скалы, если бы в их поступательном движении не ощущалась чёткая логика. Ступени уходили вниз, затем шли вправо, вгрызаясь в каменистый бок утёса, который далее выдавался в море. На пляже, среди камней и куч подсыхающих водорослей, блестело круглое озерцо, похожее на любопытный птичий глаз. И хотя обращенные к нему стороны ближайших камней истёрли стихии, на них ещё можно было разглядеть странные знаки и рисунки, поражающие плавностью линий и обилием завитков.

   Мара чуть повернула голову, покосилась на Кайна, который остановился рядом, чтобы посмотреть вниз.

   - Что это за место, моя госпожа?

   Не отвечая, она обхватила себя руками, пытаясь сдержать резкую дрожь озноба. Осознание того, что яд сильнее воли, приводило в бешенство. Монах успел подхватить Мару прежде, чем она начала оседать, сворачиваемая судорогами в очередном приступе.

   - Нести туда? - только и спросил он, и стал осторожно спускаться, когда длинные ресницы прикрыли блеск глаз, давая безмолвное согласие.

   Резче запахло водорослями, от океанских волн несло холодком и свежестью огромного водного пространства. Ветер, играя, взметнул волосы Мары, когда монах, повинуясь слабому жесту, уложил её на бок на берегу озерца. Вода в нем казалась чернильно-синей, ни движение стайки серебристых рыбок, ни яркие кляксы актиний или морских звезд не нарушали пугающий покой синей безмятежности. Кайн отошёл чуть в сторону, опустился на колени на влажный песок, не спуская с женщины глаз.

   - Уходи, - донесся до него голос, еле слышимый в плеске волн, - сейчас мне не нужна помощь.

   - Ты - моя госпожа, - усмехнулся Кайн, - но Пресветлая шепчет, чтобы я остался. И я останусь.

   Ответом ему были приглушенные ругательства.

   Мара вытащила кинжал, полоснула по запястью, уронила руку в воду. Туманные бордовые капли расцветали в чернильной воде, невидимое течение размазывало их под поверхностью, выкручивая завитками, странно напоминавшими надписи на окружающих камнях.

   Она перевернулась на живот, опустила лицо в воду. Кайн, который вроде бы не слышал ни звука, неожиданно прижал ладони к ушам и ткнулся лицом в песок.

   - Ты не одна?

   Низкий, неживой и не мертвый, пугающий и волнительный одновременно, голос заполнил всё вокруг.

   - Покажи мне его!

   Мара, подняв лицо из воды и с трудом сев, махнула Кайну рукой. Её трясло, и глаза казались безумными - беспамятство ворочалось в зрачках, чернотой тесня зелёную яркость радужек. Монах встал, подошел, спотыкаясь. Его голова раскалывалась от боли, из носа текла тонкая алая струйка. С некоторой опаской он опустился на колени рядом с женщиной, склонившись над водой.

   Взгляд из озера заставил оцепенеть. Будто гигантский спрут скрутил члены мучительной неподвижностью. Этим глазам, подобным звездам, не хотелось сопротивляться. Подчиняясь этому голосу можно было упасть на меч с блаженной улыбкой на губах или спрыгнуть со скалы на острые камни в кружеве рваных волн.

   Неожиданно Мара положила руку ему на плечо. Кайн очнулся и осознал себя низко склонившимся над водой, которой едва не касался губами, готовясь последовать пронзающему до самой последней клеточки существа зову. И резко прянул назад, испугавшись не на шутку.

   - Ты... - продолжил странный голос. - Знаешь, что прошлое не вернуть?

   - Знаю, - сипло ответил монах.

   - Знаешь, что одного прощения не будет, а другого может не быть?

   - Знаю!

   - Знаешь, что смерть всегда подле неё?

   - Знаю...

   - Что ж... Ты был зверем в человеческом облике, а пытаешься стать человеком в облике зверя. Будь с ней. Иди.

   Кайн встал и, шатаясь, отошел в сторону, опустился прямо в холодный прибой и закрыл лицо руками, раскачиваясь, как безумный.

   Подводные глаза переместились на Мару. Взгляд ощупал бледное лицо, будто холодными щупальцами пробежал по телу, отчего боль обострилась, заставив женщину выгнуться и закричать. Капли крови, так и не растворившиеся в озере, вдруг распались на разноцветные фракции, перемешались в пёстрый водоворот и, внезапно отяжелев, ушли вглубь. Вода взметнулась фонтаном, бросая небу проклятие на неслышимом языке.