Даринда Джонс - Седьмая могила без тела

Гость встал и пожал мне руку. Выглядел он как один из тех веселых священников, которые проповедуют о проклятии и адских муках, но в конце проповеди заверяют своих прихожан, которым случится свернуть не на ту дорожку, что им будет достаточно всего лишь покаяться в грехах. Однажды я пыталась отмыться от грехов, но порошок кончился. Непростое, надо сказать, занятие.

- А я отец Гленн, - зычным голосом, видимо, по привычке, представился священник.

Волосы у него были песочного цвета и уже поредели на макушке. Над пухлыми щеками сидели очки в тонкой оправе.

- Не хотел отрывать вас от трапезы, - показал он на тарелку, которую прекрасно было видно через смежную дверь.

Обед стоял у меня на столе и плакал, требуя внимания. Образно выражаясь, разумеется. В животе заурчало, и я застенчиво улыбнулась:

- Ничего страшного. Поем попозже. Я ни капельки не голодна.

- Как это непочтительно! – заявил отец Гленн, когда я усаживалась на соседний стул.

- В смысле?

Он тоже сел, для удобства скрестил в щиколотках ноги и объяснил:

- Лукавите прямо на глазах у священника.

- А-а, вы об этом! – рассмеялась я и беззаботно махнула рукой. – Со мной такая фигня постоянно. Разве что клиенты – исключение, - тут же заверила я. – Им я не лгу.

- Тогда я надеюсь стать одним из них.

Что ж, он мне понравился.

- Чем я могу вам помочь?

- Видите ли, я предпочитаю думать, что мы можем помочь друг другу.

- Я не против.

Отец Гленн откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел мне в глаза:

- Что вы знаете об одержимости?

Понятно, сверхъестественные делишки. Любопытненько.

- К сожалению, больше, чем хотелось бы.

- А вы знаете, что существует три вида одержимости?

- Три?! Мне всегда казалось, что одержимость – это… ну, одержимость, и все. Некая сущность завладевает телом, и тело становится одержимым.

Каждую молекулу в воздухе пропитал аромат выращенного в Нью-Мексико чили, и мне оставалось только одно – вдыхать его полной грудью, ощущая, как рот наполняется слюной, а в животе с каждым вдохом урчит все громче и громче.

- В чем-то вы правы, - кивнул священник, вытаскивая из внутреннего кармана куртки конверт, - но это лишь один из видов. Встречается он реже остальных, но благодаря Голливуду о нем знают повсеместно. Я же надеялся, что, учитывая вашу подготовку, вы знаете намного больше.

- Какую еще подготовку?

Отец Гленн держал конверт обеими руками.

- Я говорю о вашем опыте.

Я поерзала.

- А что вам известно о моем опыте?

Понимаю, прозвучал вопрос так, будто я огрызаюсь, но мне и правда было очень любопытно.

- Скажем так, когда я кое-что узнал, - он постучал пальцем по конверту, - то стал искать о вас всю возможную информацию.

Великолепно! Резко захотелось объясниться по поводу инцидента в шахматном клубе. Воспоминания о той ночи у меня сохранились очень туманные, но в одном я была уверена на все сто: татуировку с изображением трансвестита Чед Акерман сделал вовсе не по моей вине. То есть я, конечно, посодействовала, но брать на себя всю ответственность точно не стану.

- Вы ходили в местную библиотеку? – поддразнила я священника.

- У Ватикана на вас весьма внушительное досье.

- Да ладно! – ахнула я, чувствуя себя польщенной и оскорбленной одновременно.

- Чистая правда. Вы представляете для них огромный интерес. Я подумал, вам не помешает об этом знать.

- Обалдеть! Спасибо, конечно, но разве вы не нарушаете какие-то свои клятвы или еще что?

- Все мои клятвы касаются лишь Отца Небесного и Церкви, а вовсе не папки из ватиканских архивов с наклейкой «Чарли Джин Дэвидсон».

- Они знают мое среднее имя? Молодцы какие!

- И не только. Информации у них много. Лично для меня переварить все сразу было довольно трудно. – Я кивнула, но отец Гленн пришпилил меня к месту всезнающим взглядом. – Поначалу.

- А сейчас уже переварили?

- Да. И должен сказать, что познакомиться с вами – большая честь.

- Вы так говорите, будто я святая.

- Ну что вы! Вы вовсе не святая. Вы скорее воин.

Я прямо-таки почувствовала, как у меня удлиняется от гордости позвоночник.

- Воин, значит. А что? Мне нравится. Но что конкретно вы узнали, чтобы в конце концов прийти ко мне?

- Я узнал о совершенно ином виде одержимости. – Черты лица священника смягчились. – В этой области я вроде как специалист.

- Ладно, проглочу наживку, но для начала… кофе не хотите? – Я махнула в сторону открытой двери, указывая на Бунна – драгоценность, которая живет на полочке у меня в кабинете. На другую драгоценность, которая проживает южнее моего пупка, я указывать не стала. Неловко бы получилось, ага.

- С удовольствием, - просиял отец Гленн.

Класс. Может быть, я и выживу в кофеиновом вакууме благодаря содействию католического священника. Хотя такие мысли по очевидным причинам посещали меня крайне редко. Оказавшись у себя в кабинете, я налила отцу Гленну чашку кофе, а потом спросила, какой он предпочитает. Вдруг повезет, и он любит такой же, как я? Я свой кофе называю «Звездой смерти». Огромная чашка, хранящая верность Темной стороне Силы и достаточно мощная, чтобы грохнуть целую планету.

- Немного сливок, если не затруднит, - тихо рассмеялся мой гость.

- Один кофе со сливочным кайфом. Будет через минуту! – крикнула я через открытую дверь. Что тут скажешь? Обожаю жаргончик придорожных забегаловок.

На аромат и сам акт наливания в чашку темного эликсира мой организм отреагировал, точь-в-точь как чихуахуа под носом у питбуля – неудержимо затрясся. Это у меня такой условный рефлекс, как у собаки Павлова. Каждый раз, когда я прохожу мимо кофе, прожив пару часов без единого глоточка, меня трясет. А сейчас с последнего глотка счастья прошло уже почти семнадцать часов. Естественно, я заметила, что трясусь уже довольно давно. Лишь бы это не вошло в привычку.

- Не могли бы вы объяснить, что это за разные виды одержимости, чтобы я тоже понимала, о чем речь? – попросила я, крайне неохотно отдавая отцу Гленну чашку.

- Разумеется. – Он сделал большой глоток с таким видом, будто в жизни ничего вкуснее не пил. Или так, или я принимаю желаемое за действительное. – Первый вид – подселение. Относится в основном к помещениям.

- Вроде дома в «Полтергейсте»? – предположила я, пытаясь придушить внутреннюю чихуахуа.

- Точно. Только драматизма поменьше.

- Ну ясное дело, - брякнула я, притворяясь, будто знаю больше, чем на самом деле.

- Следующий вид – угнетение. Тут демон сосредоточен на одном конкретном человеке.

- Вроде сталкера, только жути поменьше.