Джеймс Роллинс - Невинные

Ознакомительный фрагмент

Леопольд низко склонил голову в извинении.

— Я слыхал о подобных сомнениях и полагаю, что они могут быть оправданны.

— Если так, то мы должны отыскать истинную Женщину Знания.

— Будет сделано.

Достав из другого ящика серебряную бритву, Иуда порезал кончик своего пальца. Поднес его к мотыльку, созданному его руками из металла и эфемерных крылышек. Одна-единственная сверкающая капля крови упала на спинку творения, впитавшись сквозь отверстия и исчезнув.

Монах отступил назад.

— Вы боитесь моей крови.

Как и все стригои.

Столетия назад Иуда постиг, что единственная капля его крови смертоносна для всех этих анафемских тварей, даже для обратившихся к служению Церкви, подобно сангвинистам.

— Кровь — великая сила, не так ли, брат Леопольд?

— Именно так, — взгляд монаха бегал из стороны в сторону. Должно быть, ему не по себе находиться так близко от того, что может положить конец его несмертельному существованию.

Иуда завидовал ему в этом страхе. Проклятый Христом на бессмертие, он бы многим пожертвовал, только бы получить шанс умереть.

— Тогда почему вы не сказали мне, что теперь эта тройка повязана кровью?

Иуда бережно подвел пальцы под свое создание. Оно встрепенулось на его ладони, пробужденное к жизни его кровью. Крошечные шестеренки зажужжали едва слышно поверх журчания фонтана. Крылышки поднялись, сойдясь над спинкой, а затем снова расправились.

Монах задрожал.

— Такое красивое творение ночи, простой мотылек, — изрек Иуда.

Взмахнув крылышками, автомат вспорхнул с ладони в воздух. Медленно облетел стол, ловя крылышками каждый проблеск света и отражая его обратно.

Леопольд следовал за ним, явно испытывая желание бежать, но понимая, что делать этого не стоит.

Иуда поднял ладонь, и мотылек снова легко опустился на кончики подставленных пальцев Иуды. Металлические ножки касались кожи легко, будто паутина.

— Такой деликатный и все же невероятно могущественный.

Глаза монаха были прикованы к ярким крылышкам, голос дрожал.

— Извините. Я не думал, что нужно придавать значение тому, что Рун причастился от археолога. Я… я думал, она не настоящая Женщина Знания.

— И все же ее кровь струится в жилах Руна Корцы, а в ее — благодаря вашему опрометчивому переливанию — теперь течет кровь сержанта Стоуна. Вы не находите такое совпадение странным? Быть может, даже значительным?

Повинуясь воле Иуды, мотылек снова взмыл с его пальца и облетел кабинет, порхая в потоках воздуха точь-в-точь, как некогда сам Иуда порхал по бальным залам всего мира.

Монах сглотнул, сдерживая ужас.

— Быть может, — промолвил Иуда. — Быть может, эта археолог, в конце концов, и есть Женщина Знания.

— Я сожалею…

Мотылек спланировал вниз, чтобы сесть на левом плече монаха, вцепившись крохотными лапками в грубую ткань его власяницы.

— Нынче вечером я пытался ее убить, — Иуда от нечего делать перебирал крошечные зубчатые колесики у себя на столе. — С помощью анафемской кошки. Можете себе представить, чтобы простая женщина ускользнула от подобной бестии?

— Не представляю, как такое возможно.

— Я тоже.

Стоит монаху дать малейший повод — и мотылек вонзит в него острый хоботок, выпустив единственную каплю крови, которая убьет его на месте.

— И все же она выжила, — произнес Иуда. — А теперь еще и воссоединилась с Воителем, но с Рыцарем — пока нет. Вам известно, почему они не воссоединились с отцом Руном Корцей?

— Нет, — монах опустил глаза к четкам. Если он умрет сейчас, во грехе, а не в священном бою, душа его будет проклята во веки веков. Должно быть, Леопольд только об этом и думает.

Иуда дал ему еще минутку на размышления, после чего пояснил:

— Потому что Рун Корца пропал.

— Пропал? — впервые выразил удивление монах.

— Через пару дней после того, как Корца вкусил от нее, он исчез из поля зрения Церкви. И всех остальных. — Крылышки бабочки трепетали в потоках воздуха. — А теперь улицы Рима усеяны трупами, потому что чудовище осмеливается охотиться у пределов самого Священного града. Это не стригой, находящийся под моим или их контролем. Они боятся, что это их драгоценный Рун Корца, вернувшийся в дикое состояние.

Брат Леопольд встретился с ним взглядом.

— Чего же вы хотите от меня? Чтобы я убил его?

— Будто это вам по силам… Нет, мой дорогой брат, эта задача достанется другому. Ваша задача — следить и докладывать. И никогда больше не умалчивать ни о каких мелочах. — Иуда поднял ладонь, и мотылек спорхнул с плеча монаха, возвращаясь на протянутую ладонь своего творца. — Если вы подведете меня, вы подведете Христа.

Брат Леопольд взирал на него со смесью облегчения и ликования.

— Больше я не оступлюсь.

Глава 8

Ну, хотя бы ресторан пуст.

Эрин испустила вздох облегчения, усаживаясь рядом с Христианом и Джорданом в тесной, покрытой боевыми шрамами кабинке заведения в районе Хайт-Эшбери. Они подвезли Нейта до его квартиры в Стэнфордском университетском городке, после чего улизнули в анонимность Сан-Франциско, кружным путем добравшись в эту маленькую закусочную.

Эрин взяла меню — не то чтобы была голодна, просто хотела хоть чем-нибудь занять руки. Вес своего «Глока» она снова ощущала в кобуре на лодыжке. «Кольт» Джордана лежал в глубоком кармане ее зимней куртки. Совместная тяжесть пистолетов помогала ей чувствовать землю под ногами.

Эрин принялась разглядывать эту ветхую забегаловку с черно-белыми рисунками черепов и цветов. Единственной уступкой Рождеству были побитые пластиковые пуансеттии,[8] украшавшие все столики.

Джордан взял ее правую руку своей левой. Даже в этом жестком, немигающем свете он выглядел замечательно. На одной щеке у него виднелась полоска грязи, и Эрин, протянув руку с салфеткой, стерла ее, на миг задержав пальцы на его щеке.

Глаза его потемнели, и он многообещающе ей улыбнулся.

В углу кабинки Христиан деликатно кашлянул.

Джордан выпрямился, но руку Эрин не отпустил.

— Славное вы выбрали местечко, — сказал он, выворачивая голову, чтобы поглядеть на кислотные радуги, украшающий заднюю стену. — Значит, в прошлой жизни вы были мертвой головой[9] или застряли в шестидесятых?

Спрятав улыбку за меню, Эрин увидела, что блюда здесь сплошь веганские.[10]