Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек

Ознакомительный фрагмент

– Я не виноват, что он такой дохлый, – огрызнулся Чепрятков.

– Не виноват. Да... Справедливость. Что есть справедливость? На этот вопрос не дали ответа ни философы, ни ученые. Причем на протяжении столетий не дали, причем лучшие умы! А ты, Чепрятков, за десять минут организуешь нам справедливость в одном отдельно взятом классе! Да...

Зучиха принялась гладить по спинке своего вымершего слона. Задумчиво так, большим пальцем. И я вдруг понял, что сейчас она продемонстрирует нам всем нечто небывалое. Высшую справедливость, например.

И высшая справедливость была явлена. Во всем своем блистающем и ужасном великолепии!

– Я вот что сделаю, Чепрятков. Я, пожалуй, возложу оплату лечения нашего дворника на тебя. То есть на твою мать. Уверена, что ей это понравится.

Класс восторженно шевельнулся.

– За что меня?! – обиженно крякнул Чепрятков. – За что меня наказываете? Я же не виноват...

– Наказаний без преступлений не бывает, – изрекла Зучиха. – Это еще древние говорили. А два... Зимой ты, кажется, разбил зеркало в раздевалке? Тогда руководство Лицея тебя простило, но ты, я гляжу, не сделал надлежащих выводов...

– Я...

– И не советую противиться! – Зучиха снова стукнула мамонтом о кафедру. – В противном случае заработаешь третье предупреждение!

Чепрятков задохнулся.

– И вообще лучше помолчи. – Зучиха прибила Чепряткова взглядом к парте.

Ай да Зучиха! – подумал я. Ай да ай. Слов нет. Хотя... У Гобзикова все-таки губернаторская стипендия, а губернатор хоть изредка, да посматривает за своими стипендиатами. И губернатор очень не любит, когда обижают его питомцев.

Политика-с, однако-с.

– Колитесь, сволочи! – тихо потребовал Чепрятков. – Кто?! С чего это я должен за вас платить?!

– Чепрятков!

– Узнаю, кто это сделал на самом деле, – убью! – пообещал Чепрятков шепотом. – Убью.

И злобно громыхнул стульями.

Зайончковская молчала. Против объективного вменения Чепряткову она ничего против не имела.

– Зря вы молчите. – Зучиха стала собирать в гробовую папку свои документы. – Круговая порука – это страшное наследие тоталитарного режима. Я понимаю, что вы пребываете в плену дремучих заблуждений, но человек попал в больницу, не исключено, что ему будет сделана пересадка кожи.

Сердце неприятно билось. Мое, разумеется.

Зучиха продолжала:

– Впрочем, каждый из вас может выполнить свой долг заочно. Вы все знаете, где расположен наш Ящик Доверия, вы все знаете номер Телефона Доверия. Если кому-то из вас известна информация, прошу сообщать. Конфиденциальность гарантирована. Естественно, если будет найден настоящий виновник, наказание с Чепряткова снимут.

Чепрятков рыкнул.

– Все, классный час закончен. – Зучиха кивнула и удалилась.

Разделяй и властвуй.

«Государь».

Николо Макиавелли, вечно молодой, вечно актуальный.

Старый вышел за Зучихой. Чепрятков тоже выскочил.

– Какие вы все свиньи, – негромко сказала Зайончковская.

Но класс этого не услышал, все уже занялись миллионом собственных дел: стали ругаться, торговать домашними заданиями, зубрить отрывок по литературе, шептаться, играть в карты.

Ко мне подошел Шнобель.

– Вот видишь, как все получилось, – сказал он. – Этого гада и без тебя покарали...

Я не понял кого, Чепряткова или Гобзикова. Но болтать мне не хотелось. Болтовни у меня сегодня еще будет. Объяснение со старым, объяснение по телефону с матерью. Тупо.

Я посмотрел на Лару. Но Лары не было, она уже как-то исчезла. Настроение у меня было средневеселое, впереди ждала математика, а математику я не любил.

Глава 6 Вселенная экономическим классом

Вечером того утомительного дня понедельника я и Шнобель забрались в трубу. Я задраил шлюз, задраил окна, приложился лбом к железному боку. Труба была холодной – земля не прогрелась – и мелко подрагивала, перекликаясь с далекой трамвайной линией. Сегодня подрагивала сильней, грузовые трамваи тянули рельсы в сторону нового цемзавода, лоб у меня заболел, зубы застучали, я отлип от трубы, уселся в кресло первого пилота и спросил:

– Узнал чего?

– Узнал, – ответил Шнобель. – Лазерова уже это... проникла в суть.

– И что?

– Что-что, то. Говорят, что ее нашли в лесу.

– В каком лесу?

– В хвойном, – ответил Шнобель. – А может, в смешанном. Елки, шишки, коростель...

– При чем тут коростель?

– Ни при чем. Просто слово приятное, многим нравится. И что за глупые вопросы вообще, иван? Я тебе рассказать собираюсь, а ты сразу сбиваешь, поземку гонишь...

– Ладно, ладно, – сказал я, – молчу, излагай.

– Ну, так вот, ее нашли в лесу зимой. Она сидела на камне. А Панченко как раз там проходила...

– Какой Панченко? – перебил я.

– Не какой, а какая, иван. Панченко Наталья Константиновна. Она раньше литературу вела, а теперь газетный кружок ведет, забыл, что ли? Журналистский кружок то есть.

– Тупой кружок...

– Многим нравится. Но не важно...

Шнобель уставился на кофейную машину и смотрел на нее так, что машина неожиданно включилась и замигала разноцветными огоньками.

– Понятно, – сказал я.

Я развязал шнурки кроссовок, поставил их на специальную сушильную полочку, дотянулся до своей любимой персональной кофейной машины.

– С ореховым вкусом-то есть? – спросил Шнобель. – В прошлый раз ты обещал...

Я промолчал.

– Я же знаю, что есть, – сказал Шнобель.

– Эта машину из Америки привезли, – сказал я. – Она не предназначена для наших орехов, у них квадратность повышенная. Расскажи лучше еще про Лару.

– Ну, ладно. Вот так оно и случилось. Наталья Константиновна шагала по улице, то есть по лесу, конечно. Собирала грибы...

– Это же зимой вроде бы было, – напомнил я.

– Ну не грибы, не грибы. Она охотилась на белку, знаешь, Панченко такая охотница и туристка – ой-ой-ой! Тетка старая, а ей хлеба не надо – давай в байдарке сплавиться... Ну да. И вдруг в самом разгаре леса она увидела, что на камне сидит девчонка. На девчонке была только кожаная жилетка, кожаные штаны, и все, одежды мало, а сапоги из такой роскошной кожи – квадратный метр пять штук баков, между прочим. Панченко оторопела, а потом, конечно, ее с камня сняла и потащила к жилью. Врачей вызвала, милицию с собаками, искусственное дыхание сделали. Ну, короче, потом эта новенькая Лара почти два месяца в больнице провалялась. Воспаление легких и с головой чего-то. Правда, голову потом залечили, воспаление легких исправили, и она вспомнила.