Гори, гори ясно - Карина Вран

тренировок, замах вышел слабый, медленный. Я без труда левой перехватил его кулак. А правой сразу ударил в солнышко.

Все, время дипломатии прошло, а третий пик не покорился.

Раскрылся рот Водяры, щелкнула челюсть. Вадик сложился, прилег на травку в позе эмбриона.

— Тварь... — нескоро сумел выдавить из себя коллега.

Я провел с ним, в некотором роде, рокировку. Подтащил к тому же дереву и стянул за спиной руки его же ремнем.

— Приятно снова познакомиться, — улыбнулся в лицо бедолаге. — Меня можешь продолжать звать Шифоньером. Мы остановились на том, что мне не нужны конфликты. И на том, что мне очень хочется выяснить причины происходящего. Ты мне поможешь по-хорошему или по-плохому?

Вадя не ответил, сплюнул в сторону.

Я прошелся туда-обратно перед тем, кто недавно распустил нюни, а теперь вдруг стал хорохориться. Походить, нервируя коллегу — двойной прок, и себе немного времени на раздумья дать, и его промариновать в неведении.

«Насилие — путь неразумных. На всякий страх найдется страх больший», — говаривал отец, убеждая в правильности поиска мирных путей.

Был ли у Вадика больший страх? Что-то такое, что заставило студень собраться и попытаться дать отпор.

Этого делать совсем не хотелось, но я больше не находил вариантов, исключающих силу.

Почему вообще возился с Водярой, еще и допускал продолжение совместной работы с ним? Так не далее, чем сутки назад мне один кровосос прожужжал все уши про внушение. И из услышанного я сделал простой, как советская песня, вывод: для Джо и ему подобных это самое внушение — естественный способ решения разных задач. От добычи пропитания до «подтирания» нежелательных воспоминаний.

Со слов того же Джо, на меня не проходит внушение вурдалаков и не только их. И я в этом — скорее исключение из правил, чем норма.

Мог ли кто-то внушить Вадику идею вывезти меня на природу и сделать к той природе ближе посредством закапывания трупа под слоем земли? Вообще не удивлюсь.

В голове Водяры едва ли умещается больше двух мыслей за раз, причем одна из тех мыслей — о беленькой. Чтобы он сам — с ходу — надумал на меня напасть за то, что с огоньком увидел? Не знаю, не знаю...

Кроме внушения есть еще и банальный, но весьма действенный шантаж. Под угрозой здоровья близких на что только не идут. Если дело в чем-то таком — я готов забыть и замять покушение.

И третий повод вполне допускаю, будничный, реалистичный. Коломийцев мог влезть в долги по-крупному. В счет погашения долга списать, предположим, поручили меня. Кто и на кой? Это уже другой вопрос, мне сейчас не до дебрей причинно-следственных связей.

Главное — это то, что при любой из надуманных причин я спущу на тормозах вот это вот все. Даже очередную испорченную рубашку. Руку перестану подавать студню, но отсутствие приветственного рукопожатия жить не мешает, а неимение зарплаты — очень даже.

И чхать на то, что Водяра врал, как сивый мерин с рассказом про частника. Подвезти двух парней, один из которых в отключке и с характерным запахом алкоголя — это да, легко. Вымарать салон в крови, которая сочится из затылка одного из парней? В такое не поверю даже с отшибленной напрочь башкой.

Это после живого огня там корочка запекшаяся, а до «самолечения» кровушка вовсю сочилась из порезов. Осколки стекла — дрянь та еще.

Помнится, у Вадика было четырехколесное. Развалюха древняя, кажется, «четверка», точно не вспомню. Не удивлюсь, если наткнусь по пути к цивилизации на припаркованный «жигуль».

Вранье — бес бы с ним. Мне не содержимое ответов было нужно от Вадика, а ответы сами по себе. Разговорю или нет. До определенной точки разговорить удалось, дальше — застопорились.

Я перестал расхаживать взад-вперед, остановился перед коллегой.

— Ты же любишь крупные ставки, Вадь? — спросил его с равнодушием в голосе. — Сколько горелых частей себя ты готов поставить на то, что сохранишь молчание в процессе? — я зажег над ладонью огонь, приблизил его к подбородку Водяры. — Для начала мы тебя слегка побреем, за ночь оброс... Или лучше начать с менее заметных мест? Верно, с ожогами на нижней челюсти будет сложней говорить. Выбирай: правая рука или левая?

Никогда не общался с маньяками. Но зомбоящик в комнате отдыха у нас работал постоянно, а там чего только не показывают. Для примера — сойдет и актерская игра. Мне не Оскара получать, а лишь перебить больший страх страхом гигантским.

Противно? Еще бы, но это слабый шанс остановиться на угрозах без реального членовредительства. Ради такого я готов изображать психопата. Только сегодня и только на нашей сцене: Бельский Андрей — актер главной роли. Погорелого театра, епрст...

Работало! Вадика начало потряхивать, рот искривился.

— Т-тварь, — застучал зубами Водяра. — Поганая т-тварь!

Неведение — тоже страх. К блюду пришла пора добавить специй. Я зашел за спину Вадику, присел на корточки.

— Правую... Левую? — принялся приближать и отдалять огонь от кистей рук. — Обе? Хм-м...

Водяра выл, выкручивал конечности, насколько позволяли путы. А я по-прежнему пытался обойтись малой кровью... Малым жаром.

Весь вред, что я ему нанес — это опаленные волосины на костяшках. Они почернели, оплавились, скрутились и запахли. Такие меленькие волосики, а пахнули! Мне лично понравилось, мне теперь все запахи, связанные с огнем, приятны. А вот коллеге моему, похоже, не очень...

— С-су-у-чий потрох! — если взвыть со стучащими зубами, получается ну очень странное звучание. — Я скажу!

— Скажешь, конечно, скажешь, — согласился я, снова подводя огонек. — Причем добровольно и с песней. Да, Вадь?

— Да! Да! Д-да! — выстучал зубами Коломийцев.

Громко получилось, не хватало еще, чтобы на вопли кто-либо сунулся. Будет сложно объяснить с учетом композиции возле деревца, что хороший парень тут — я. Относительно хороший, разумеется.

Обошел дерево, встал перед Вадимом. Дал огню взметнуться выше, жаднее.

— Меня не интересует, с какой целью ты меня сюда привез, — доверительным тоном сообщил студню. — Мне важно знать: зачем? Почему? Если кто-то велел, то кто?

Во взгляде Коломийцева что-то блеснуло: что-то, кроме страха. Ярость? Возможно. Я не настолько хорошо читаю по лицам и глазам, чтоб утверждать наверняка.

— Чтобы одной тварью стало меньше, — это звучало бы гордо, с вызовом, не мешайся зубной перестук. — Враг рода человеческого должен сдохнуть, как пес! Сгнить в земле!

Это становилось интересным: Водяра речь про тварь и врага повторял с чьих-то слов, сам