Надежда Попова - И аз воздам

— Будет нужен помощник и в этом деле, — ни на миг не задержавшись с ответом, кивнул тот, — только скажите.

— А почему он сказал тогда, что я твоя дочь? — заинтересованно вклинилась Альта, и на берегу воцарилась тишина.

Штайнмар с неподдельным интересом уставился в сторону, разглядывая ленту реки и небо над нею, и по его виду казалось, что он бы скорее согласился повстречаться с десятком валькирий прямо сейчас, чем присутствовать при чужом семейном конфликте. Нессель поджала губы, оглянувшись на Курта, и такой беспомощности и почти паники в ее глазах он не видел, кажется, еще никогда.

Зараза…

Опять всё сам…

— Ну… потому что это правда, — осторожно отозвался он.

— А мама сказала, что ты умер, — с назревающей обидой в голосе сообщила Альта. — Могилу показывала. Я на ней молилась даже, чтоб тебя в Рай пустили.

— Эм-м… Понимаешь… — с трудом подбирая слова, проговорил Курт, — так получилось, что мы с ней давно не виделись. А работа у меня… Сама видишь, какая. Опасная. Вот. Меня долго не было, много лет, и твоя мама решила, что я убит.

— А могила? — требовательно повторила Альта.

— Это… Так нужно иногда людям, знаешь. Когда от близких ничего не остается, даже хотя бы одной вещи, чтобы на нее смотреть и вспоминать… Иногда такие вещи для себя придумывают. Потому что так пережить легче. Вот смотри, тебе же не обязательно было молиться на той могиле, да? Никто не заставлял, я думаю, уж точно не мама.

— Ну да… — неловко пожала плечами Альта. — Я сама.

— Вот. Просто мы же люди, мы любим, помним, страдаем… А так становится легче. Потом те, кто такие памятные вещи придумал — они и сами забывают, что придумали, и начинают в это верить. На маму не злись, она хотела как лучше, а ей и так досталось; знаешь, через что она прошла, чтобы тебя найти?

— А почему вы долго не виделись? Ну, если ты живой, то где ты был?

Курт покосился на ведьму, снова бросил взгляд на неподвижное лицо Каспара и вздохнул, тяжело поднимаясь:

— Работал…

Глава 40

К этому небольшому коническому шатру, отстоящему от прочих в стороне, Курт шел почти через весь лагерь, помахивая в такт шагам внушительной деревянной баклагой, постоянно ощущая на себе взгляды бойцов и рыцарей, взгляды любопытствующие, полные затаенного страха, настороженные… Полный набор, привычный. С одним исключением: сегодня и здесь не было взглядов ненавидящих, разве что парочка завистливых. Кое-кто был бы не прочь сейчас оказаться на его месте.

Стража у входа была для этого лагеря непривычно внушительной, и Курт подозревал, что любопытствующие не предпринимают попыток заглянуть внутрь или лезть с расспросами не только повинуясь приказу Фридриха, но и вполне резонно опасаясь этих парней. При определенных условиях он бы и сам опасался…

Со стоящими у входа он поздоровался кивком, те ответили таким же коротким наклоном головы.

— Опамятовался совершенно, — сообщил один из стражей. — Взгляд прояснел, пару раз дернулся, но глупостей делать не стал. Быстро, — добавил он, и в голосе сквозь отстраненную неприязнь прозвучало почти уважение. — Думал, до завтрашнего утра будет не в себе… Войдете к нему? Мы нужны?

Курт осторожно отодвинул полог в сторону, бросив взгляд на то, что было внутри, и качнул головой, входя:

— Нет. Справлюсь сам.

Когда полог опустился за его спиной, он молча поставил баклагу у порога и неспешно подошел к тяжелому столбу в центре. Столб вчера врывали в землю до установки шатра — врывали основательно, крепко, проверяя на шаткость силами нескольких бойцов; крестовину, закрепленную на столбе, они же пробовали на отрыв и слом… Цепь, по идее, в испытаниях не нуждалась, но тщательно проверили и ее. Сможет ли пленник перекусить деревянный кляп, оставалось проверять лишь по ходу дела.

Капеллан Фридриха благословил и окропил святой водой землю до установки столба, и сам столб, и крестовину, и оковы, и шатер; стража у входа получила причастие, как и сам майстер инквизитор, в последний раз принимавший Тело и Кровь Господни еще в Бамберге, перед отъездом…

Каспар за эти дни осунулся, вокруг запавших глаз проступили хорошо различимые даже в полумраке шатра синяки, еще одна внушительная гематома осталась на подбородке — там, куда пришелся удар Курта; вырезанные им руны покрылись сукровичной коркой и не зажили до конца, как, наверное, случилось бы, не покинь его благословение Вотана. Поверх рун красовались тоже уже подсохшие крестообразные ожоги — вдали от совета вышестоящих и expertus’ов Курт ничего иного не придумал для нейтрализации возможного воздействия нанесенных Каспаром знаков…

Он остановился напротив пленника, молча посмотрев в глаза. Взгляд был напряженным, темным и тяжелым, но спокойным.

— Все вот это, — заговорил Курт, наконец, — было сделано по моему приказу. Но вот что: почему-то я убежден, что этого не нужно. Почему-то убежден, что попыток нападения и побега от тебя ждать не стоит, и не потому, что ты находишься в набитом солдатами и рыцарством лагере. Мы оба знаем, почему. Проверим, ошибся ли я?

Взгляд напротив не изменился, оставшись таким же сумрачным и неподвижным, не пытаясь давить или ускользнуть в сторону. Курт кивнул, вынув принесенный с собою ключ, и неспешно отпер замки, сняв кандалы сначала с ног, а затем с рук и шеи. От Каспара он отошел, повернувшись к нему спиной; так же медленно прошагал к оставленной у порога баклаге, наклонился, поднял и только тогда развернулся лицом к пленнику. Тот стоял у столба, все так же спокойно разглядывая своего пленителя и растирая запястья; кляп валялся на полу, но Каспар молчал.

— Присядем? — предложил Курт, выразительно указав баклагой на землю у крестовины, и, откупорив, сделал большой демонстративный глоток. — Пиво. Добрый бокбир. Не отравлен. Сдается мне, после всего, чем тебя упоили, у тебя сейчас должен быть неслабый отходняк, да и голова наверняка побаливает.

Еще два мгновения Каспар стоял неподвижно, потом как-то совершенно обыденно пожал плечами, тяжело опустился на землю, прислонившись спиной к одной из нижних перекладин, и вытянул руку вперед. Курт подошел вплотную, вложил ему в руку баклагу и неторопливо уселся рядом, так же привалившись спиною к другой перекладине. Пил пленник со вкусом, даже не пытаясь скрыть мучившей его жажды, ополовинив баклагу в несколько глотков; отняв горлышко от губ, закрыл глаза, глубоко переведя дыхание, и коротко констатировал:

— А неплохое.

— Фридрих дряни не держит.

Каспар понимающе кивнул, ощупал широкий синяк на подбородке и осторожно потрогал пальцем нижние десны с одним отсутствующим зубом и обломками пары других, болезненно поморщившись.