Райдо Витич - О чем молчит лед

— Один другого краше, — вздохнула девочка. — Рарог сказывала — у врат они. Как же пройти нам, как с ними справится?

— Было у нас оружие супротив навьев детей, как и любых других ворогов. Им их и сдерживали. Но минули времена смуты и тот РИОМ исчез, не сыщешь сейчас-то вовсе. В Да-Арте может и был, да где она? На себя уповать надобно, а не о том, что было печалиться. Есть одно средство кроме анжилонов да оружия аки ведовского так и явного. Кровь нага. Страшная вещь, девочка. Чем боле душ наг взял, тем сильнее стал, а сила та в крови содержится. Оружие обмакни — ничто его не сгубит: ни время, ни камень, ни слякоть ржой не возьмет. Эолы та кровь силу держит. Если ею круг солнечный на груди начертать — не подойдет наг с плохим умыслом. Своих они чуют через века и пространства, и не убивают. Мысль была, что запах у крови особый, в иной плоскости ином мире осязаемый. Покалечить могут, да, но ежели однополые: кровь того, что тобой использована и того, что напасть решил, а ежели нагайна, а у тебя кровь нага, то вовсе не тронут, а и бывало, помогут. Правда после помощник этот в дружи будет метить, гнездо поблизости совьет и сторожить тебя станет. Тут уж, что хуже не сказать. Наги же что кады — что в голову втемяшилось, то, до последнего делать станут. Случай был, здесь описан, — похлопал ладонью по разложенному свитку. — Мужа одного таким способом заговоренного, наг извел. Уж что не творил: по пятам как щеня ходил, все крепище золотом и каменьями засыпал, невесту убил и дружей сгубил. На силу от него избавились. Так что есть способ да как палка — о двух концах.

— Должно еще что-то быть.

— Не ведамо, — развел руками.

— А кровь-то есть?

— Есть. Толика осталась, но да на смельчаков, что к вратам пойдут, хватит. Другое худо — чья она неизвестно. То ли нагайны, то ли нага.

— Как же узнать?

— Да уж как узнаешь. Одно остается — хоть оружие в ней омыть. Все какая-то подмога.

— Страх-то какой, дяденька. Как же пройдем мы?

— Щур даст — сладится. На-ка что я тебе приготовил: обережку благую к змеевику да коргоне, Рарог дареной, — вынул из-за пазухи тряпицу, развернул и надел на шею Дусы шнурок с малым кожаным мешочком. — В нем еще и склянка с кровью нага. Малость, но ежели что, применить во благо сможешь.

— К чему? Ты поди мечи и резы окропишь сам.

— Окроплю. Да в пути все случиться может. Не станет меня — ты вместо меня будешь. Знаешь, как кровь действует, используешь по надобности в крайности. А теперь давай заклятье учить. Недолго оно супротив нага действует, но время выиграть помогает. Главное тон правильный выбрать — тогда в спячку наг впадет на пару часов, приказ твой выполнит. Читай, учи, Ма-Дуса.

— Рано величаешь дяденька Волох.

— Нет славница, ко времени. Вместе идем, знать Матерью тебе стать смельчаков, защищать как взрослой и признанной ведунье. Мало ль у меня не получиться — тебе заступать. Учи, деточка, учи, разумница, — развернул шире свиток, показал на текст из ровных столбиков знаков. Дуса прилежно начала заучивать заклятье и повторять пассы начертанные в приложении.

— Дядько Волох, неужто сбудется то, что мне приснилось? — обратилась робко к ведуну девочка, когда тот объявил перерыв в занятиях и разделил хлеб, чтобы покушать.

Волох сделал вид, что не услышал, но Дуса знала — он слышал, но благого ответа у него видно нет, вот и молчит. Закручинилась девочка, голову свесила:

— Обещай, дядька Волох, если наг меня скрасть задумает или опоганить, убей да не отдай.

— Нет, дитя, не можно мне то, — вздохнул ведун. — Я поставлен жизнь красить и длить, а не укорачивать. Погублю тебя — погублю себя, а со мной и защиты роду не станет. Как бы жаль мне грудь не рвала, а ради тебя одной сотни родовичей не кину.

Дуса понуро кивнула:

— Прости, прав ты.

— Крепко о том помни, а коль выбор пристанет, вспомни и выбери не одну жизнь, а много. Доведется мне пропасть, так другими ради меня не рискуй. Род длиться должен. Одна веточка на дереве сломается — заживет ранка, один корешок повреди — другой побег даст, а сруби под корень все дерево — сгинет без следа. Какой бы судьба не была, а коль уготовано во благо Прави и Рода беду постичь, так счастье в том, что на себя то берешь, а не с другими делишь.

— Страшно мне дядька Волох, — призналась девочка.

— Нет в том стыда, дитятко. Мала ты. Другие б времена были, кто б тебя на такое дело поставил? Но да есть ли выбор у нас?

— Нет, дядька, о том и речи нет. Иду я с радостью, но печалюсь — сдюжу ли?

— А это по вере решится. Совет только дам: здесь, сейчас хошь плачь, хошь страшись, а пойдем — все это здесь оставь, с собой не бери. Ежели цель твоя едина с целью общей, тогда сомнений быть не может. Они оставят тебя, как только будет сделан первый шаг.

— Он сделан и сомнений нет, но…

— Странник? Скажи дитя, не растревожил ли он сердце молодое, не разбудил в крови жар влечения? Не в том ли суть твоей тревоги?

— Я знаю его чуть.

— Порой и мига хватит, чтоб сердце охватил пожар.

— Нет. Больше страха — мне непонятен Странник и, кажется что оборотень он. Скажи дядька Волох, могут ли наги в людей обращаться?

— Не слышал. Но исключать не стану. Однако к чему ему рядиться в человечью суть? Спасать Сева, мирно с кнежем беседовать, угощенья принимать и почивать в постели? Если бы был наг, давно бы вывел городище, разнес его и всех живых сгубил.

— Да, но то мы судим, а он не человек и если иначе устроен, то и мыслит себе подобно, а не нам. Скольких сгубили они и так о нас узнали даже мелочь, а мы что знаем о них? Немало, но много ли? Достаточно чтобы уверенно говорить, что наг бы сделал? Тут трудно прорицать. Насколько домовых уж знаем, лесных, болотных, саламандр, сильфид, и то порой просчитываемся. У каждой сущности мало свой склад ума еще есть и характер подобно нашему — не один на всех как званье рода, а у каждого свой. Возьмите тятю и того же Юра, или матушку мою и сестру. Вот уж разнее некуда, а кровь едина. Мать и дочь, а будто мотылек и клюква. А мне уж Лелюшка понятней, чем сестра. Он кстати, запропал. В ночи ворчал, а к утру испарился.

— Появится. Ваш хозяюшко бирюк почище Тарта.

— Характер у него тяжел.

— А в остальном, права ты, спору нет. Жизнь-то наша что лабиринт, ходим, бродим то тупик то путь прямой, но ни его, ни себя не видим, других не замечаем. Вона, — кивнул на пол и, только тут Дуса заметила, что орнамент пола заветный узор вышивки на рубахах раничей напоминает.

— Лабиринт?

— Жизнь, дитятко. Встань над ней, а значит над собой и все ясно станет. Вишь как порой заворочено, а приглядись? То задумало было, как не вейся не крутись путь-дорожка, а все едино от истока к истоку идет по кругу, и ладно значит. Что человек, что природа, что други наши сущие, по циклам живут вровень с землей-матушкой. Как куст рябиновый не каждый день плодоносит, так человеку не всегда дано понять, и дано ему пройти от ростка к дубу мощному вот по этим загогулинам. И силы набрать и листья в назначенный срок терять, а после вновь обретать. Всему срок приспеть должен. Одного мы мира дети, что дерево, что домовой, что птица в небе и при всей нашей разности общего ой как много. Поищи только, взгляни как бы сверху на явь и, откроется.