Ольга Денисова - Придорожная трава

Ознакомительный фрагмент

– А кто же тогда это сделал? – хмыкнул он.

– Понятия не имею. Возможно, кто-то из вас, а может быть, они вырвались сами. В любом случае, это бывает, не спорю, но виноватых искать смысла не имеет.

– А я не ищу виноватых, – он поднял и опустил брови, – я просто не хочу повторения вчерашнего. И должен быть уверен, что этого не произойдет.

– А я не хочу, чтобы мне на голову падали бревна, ни мне, ни моим детям, ни моим гостям, – Ника поспешила уйти от скользкой темы, – и тоже, заметьте, не ищу виноватых. И чтобы этого не произошло, стены в моем доме должны простукивать вы, а не ваш ребенок.

– Может, проще нанять кого-нибудь, кому вы доверяете? – плотник насмешливо поднял брови и наклонил голову, – и вопрос отпадет сам собой. Жаль, проблему с ВАШИМИ собаками так просто разрешить не получится.

– Мои проблемы – не ваша забота, – сердито сказала Ника и почувствовала, что, сама того не желая, спорит с ним, как с равным, вместо того, чтобы указать ему на его место.

Плотник тихо засмеялся и на секунду приподнял руки, демонстрируя Нике бинты, сквозь которые местами просочилась кровь:

– К сожалению, ваши проблемы почему-то превращаются в мои.

– Никто ни от чего не застрахован. Вам еще повезло, а вот кота вчера пришлось от пола отскребать. А могли бы отскребать не кота, а меня или Надежду Васильевну. Или вашего ребенка. Что вы ко мне привязались? Боитесь за себя, боитесь за ребенка – уезжайте. Найдем кого-нибудь вместо вас.

– Кто собак не боится? – плотник снова наклонил голову и растянул губы в улыбке.

Нет, надо немедленно прекращать этот разговор! Иначе он и вправду подумает, что Ника воспринимает его всерьез.

– Например, – кивнула она и подняла голову, – и кто детей на стройку за собой не таскает.

Он хотел что-то возразить, но она не позволила, посмотрела на него сверху вниз, и надменно сказала:

– Вы закончили работу? Если да, то вы свободны. У вас, по-моему, выходной сегодня, а мне еще поработать надо.

Пока плотник подбирал слова для ответа, она успела выйти в столовую и захлопнула за собой дверь, давая понять, что говорить ей с ним не о чем.

В понедельник вечером, довольно поздно, в дверь избушки постучали. Илья никого не ждал в такой час, он в это время валялся на кровати и читал. Простукивать дом он закончил, жучка нигде не обнаружил и в который раз подивился тому, как же все-таки случилось упасть этой злосчастной балке. Хозяйка дома с красивым именем Вероника не сказала ему ни слова, отчего было обидно и как-то не по себе. Даже когда он хотел порадовать ее результатами обследования, она и то не соизволила его выслушать. А ведь еще как минимум два дня ему придется торчать в ее доме. Совершенно невыносимо. Она притягивала его чем-то, вызывала жгучий и какой-то иррациональный интерес. Загадочная, надменная, холодная – как снежная королева. И в то же время, стоило ей что-нибудь сказать, Илья задыхался от злости и готов был ее растерзать. Она как будто нарочно отыскивала его больные места, и прицельно била именно по ним. Ладно, он готов простить ей ее снобизм, граничащий с дурным воспитанием. Но зачем она на каждом шагу поминает избушку, которую вот-вот снесут? Неужели она не видит, что эта тема для него неприятна, даже болезненна? Да однозначно видит, не слепая же она.

Да, он пробовал заговорить об этом с ее мужем, но ничего не добился, только поставил себя в дурацкое положение. Залесский лишь посмеялся над ним, не злобно, по-доброму так, свысока. Лучше бы он распустил пальцы и попытался поставить наглого плотника на место. Тогда можно было бы ответить грубостью на грубость. А чем можно ответить на снисходительную улыбку? После этого разговора Илья долго скрипел зубами. О сносе избушке оба супруга говорят как о деле давно решенном, до которого никак не доходят руки. Неужели ничего не получится сделать?

Не просыхающий Мишка как всегда храпел на лавке в столовой. Пришлось встать и выйти навстречу гостям – Илья успел запереть двери на ночь.

На пороге стоял старик. Очень старый, можно сказать, столько не живут. Но совершенно особенный. Илья привык видеть стариков бедными, побитыми жизнью, непритязательными в еде и одежде. Этот же был одет в безупречный темный костюм, галстук, узкие, отлично вычищенные ботинки. На голове его сидела элегантная шляпа, а опирался он на зонтик-тросточку. Его редкие седые волосы, зачесанные назад, похоже, только что укладывал парикмахер. Илья попятился назад и пробормотал смущенно:

– Вам, простите, кого?

– Здравствуйте. Я хотел бы видеть Максимова Илью Анатольевича, – старик церемонно кивнул.

– Здравствуйте, – Илья вместо кивка на секунду втянул голову в плечи, – это я. Проходите, пожалуйста.

Ему стало очень неловко оттого, что Мишка храпит на лавке в таком непрезентабельном виде.

– Вы никогда не спрашиваете незнакомцев, кто они такие и что им надо, когда они ночью вламываются к вам в дом? – скривился старик и широко шагнул через порог, опираясь на трость.

– Если честно, то никогда, – хмыкнул Илья, – наверное, вы сами мне объясните, зачем пришли, разве нет?

Старик улыбнулся и кивнул.

– Я могу присесть к столу?

– Конечно, – Илья смахнул с лавки на пол Мишкину грязную полотняную сумку, – если, конечно, не боитесь испачкать костюм…

– Нет, не боюсь, – улыбнулся старик, и лицо его вдруг осветилось и помолодело. И если до этого Илья чувствовал себя неловко, то после этой улыбки ему стало легко и комфортно, – и пусть вас не смущает наличие вашего нетрезвого товарища, я не ожидал увидеть ничего другого.

– Почему? – удивился Илья.

– Ну, строители никогда не отличались трезвым образом жизни. Тем более, я наводил о вас справки.

– Обо мне? Зачем? – Илья удивился еще больше.

– У меня к вам дело. Верней, предложение. Но перед тем как изложить его суть, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов. Вы не возражаете?

Илья помотал головой.

– Тогда сядьте, и предложите мне чаю, что ли… – старик снова улыбнулся. Удивительная улыбка – открытая и добрая.

– Конечно, – Илья потянулся к чайнику и щелкнул выключателем, – но у нас кружки только железные остались, остальные перебили.

– Ничего, – старик закусил угол губы, пряча улыбку, – из железных кружек мне тоже доводилось пить. На фронте.

Илья прикинул, сколько ему может быть лет, и присвистнул. Самое малое получилось – восемьдесят.

– Мне восемьдесят шесть, – церемонно кивнул старик, как будто прочитав его мысли, – и зовут меня Павел Тихонович Ропшин, так что будем знакомы.

Илья пожал протянутую руку, худую и сморщенную.

– Хорошо у вас пахнет здесь… – пробормотал старик, помолчав.