Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – лорд-протектор

Ознакомительный фрагмент

Лоралея взяла чашку не глядя, взгляд ее прикован к моему лицу, и поднесла ее к губам тоже не глядя. Я смотрел, как пьет мелкими глотками, ни разу не изменилась в лице, ни тени недоумения при виде незнакомого напитка, даже не спросила опасливо, что это: раз я дал – пьет.

На стол опустила уже пустую, все так же не отрывая от меня взгляда.

– Понравился кофе? – спросил я.

– Да-да, – ответила она сияюще, – просто великолепен! Вы очень любезны, сэр Ричард! Под вашей внешней суровостью бьется нежное и чувствительное сердце.

А вот уж хрен, ответило во мне нечто насторожившееся. На комплименты не ловлюсь. Но вот чашке кофе совсем не удивилась, гм…

– Я рад, – сказал я и торопливо поднялся. – Сожалею, но вынужден оставить ваше общество, леди. Дела, дела.

– Я понимаю, – ответила она кротко и в то же время с непонятной гордостью. – Дела не простые у вас, сэр Ричард! Ради дел государственных нужно жертвовать всем.

Я развернулся на деревянных ногах и двинулся к двери, чувствуя, как особенно не хочется топать к этим государственным. Бобик наконец вскочил и выскользнул за мной в коридор, когда я уже закрывал за собой дверь.

– И тебя подкупили? – спросил я обвиняюще. – Чем?

Он повилял хвостом, глаза виноватые, но оглянулся на дверь и вздохнул.

Крепостные стены отхватили и отгородили от мира участок земли, на котором мог бы разместиться крупный город. Сейчас прибывшие плотники заканчивали строить барак на триста человек, а в ворота, которые пока еще не ворота, а только проем для них, как раз гнали крупное стадо овец под охраной полудиких пастухов и почти диких собак.

У большого костра с десяток крепких мускулистых мужиков беседуют вполголоса, а когда простучали копыта Зайчика, обернулись, вскочили, ломая шапки.

– Вольно, – сказал я. – Итак, ребята, вам предстоит важная и ответственная работа. Дабы ничто не отвлекало, я распорядился сперва насчет инфраструктуры, так что теперь есть где спать, будет что есть. Инструментом тоже обеспечим. Выберите из своей среды старосту… Я ему выдам аванс на всех, чтобы у вас было на что покупать еду. А уже он под вашим бдительным оком раздаст остальным.

Они слушали почтительно, но с достоинством. Камнерубы и каменщики всегда в повышенном спросе, их чаще не хватает, чем они в избытке.

– Работы будет много, – предупредил я. – Когда закончим крепость, переброшу на другой объект. Впрочем, часть переброшу еще раньше… Платить буду хорошо, щедро. Это не пустые слова, я заинтересован, чтобы вы и дальше работали и работали.

Один из камнерубов, я его определил по мощной мускулатуре, спросил заинтересованно:

– Это под Хребтом другая работа?

Я насторожился.

– Что ты знаешь о Хребте?

Он пожал плечами.

– Что и все. Хребет и есть Хребет. За ним Юг. Но, говорят, вы направили несколько бригад камнерубов к Хребту. И платить обещали хорошо.

На его лице я не прочел ничего, кроме материальной заинтересованности, сделал серьезное лицо и ответил, понизив голос:

– Да, там отыскали залежи хорошей руды… Но сперва надо разобрать камни, расширить нору.

Он кивал понимающе, выражение заинтересованности растет, что понятно: здесь работы много, но она конечна, а камни ломать можно годами.

– Мы все сделаем, – заверил он. – Моя бригада отделывала собор в Реймсе!.. И эту крепость сделаем таким орешком, что сам дьявол обломает зубы!

– Не сомневаюсь, – ответил я. – Я всем им, гадам, обломаю.

Глава 9

Долина, где я расположил крепость, вся открыта солнцу, и к полудню здесь накалено, пахнет не столько цветами, как прокаленной пылью. Когда солнце в зените, даже в тени видишь, как дрожит и поднимается струями перегретый воздух. Далекие горы вздымаются в грозном блеске, вершины раскалены добела, вижу, как искрятся, сгорая вот так при каждом полдне.

Хозяйствование – самая бессмысленная и утомительная работа на свете. Взмок от жары, пыль со злорадством оседала и облепляла, быстро превращаясь в засохшую грязь, и к вечеру я чувствовал себя стариком, которому нужна палочка.

Тащиться до башни, где я устроил себе временное логово, надо через весь двор, потом наверх по лестнице, а уже затем по стене в обратную сторону, это всего метров десять вверх…

Дурак, о чем мечтаешь? Тебе тоже здесь не там, иди и не ропщи. И я пошел, а когда поднялся на стену, услышал знакомый голос. Разговаривали Лоралея и, если не ошибаюсь, виконт Карлейль, воин хороший, человек честный, хотя и слишком негибкий.

Расслышать, о чем говорят, не удается, слишком в двадцать молотов стучат кузнецы, визжат пилы, доносится тупой стук топоров по дереву, я вздохнул, вогнал себя в личину исчезника, авось да виконт не запасся нужным амулетом, вышел на открытое пространство.

Лоралея и виконт стоят у парапета, опершись руками о каменный край и смотрят вниз. Волосы Лоралеи закрыты платком так, что снова только лицо на виду, я вижу их обоих в профиль, виконт в легком доспехе, голова открыта, в коротких волосах поблескивает седина.

Я потихоньку подходил ближе, стало слышно даже угрюмое сопение виконта. Лоралея говорила убеждающе:

– Нет-нет, сэр Карлейль, вы не правы!.. Как вы не понимаете, что только полное объединение Армландии приведет к расцвету жизни во всех ее землях!.. Эти таможенные заставы на границах даже крохотных баронств рубят на корню торговлю между городами сильнее, чем разбойники на дорогах!.. Только сейчас наконец-то купеческие караваны начинают робко перевозить товары из одного графства в другое, не страшась, что на границе все отберут…

Виконт морщился, кривился, возражал вяло:

– Дорогая Лоралея, но это же исконное право лордов брать плату за топтание своей земли…

Она всплеснула руками.

– Право? Какое право?

– Установленное нашими предками, – сообщил он.

– А у них было это право?

Он пожал плечами.

– Дорогая Лоралея, наши предки получили это право.

– Как?

– Не знаю, – ответил он с достоинством. – То ли от самого Господа, то ли взяли его острием меча… это неважно!

– Неважно?

– Да. Любое право, если это идет из глубин веков, уже освящено.

Он прав, мелькнула у меня злая мысль. Любая глупость, если ее исповедовали отцы и деды-прадеды, становится священной и неоспариваемой. В самом лучшем случае ее оставляют как знамя, герб или гимн, а живут по новым законам, но все же английская королева что-то там подписывает и произносит какие-то речи перед парламентом. Правда, попробовала бы не подписать или брякнуть не то, что на поданной ей бумажке!

Но здесь лорды настоящие, свои права помнят и так просто отступать от них не собираются. Тем более что чувствуют свою правоту: освящена и закреплена не только памятью предков, но и навязанными прошлым королям законами.