Алексей Корепанов - Заколдованный остров

Ознакомительный фрагмент

Позади раздались приближающиеся голоса. Влад, наклонив голову, искоса взглянул через плечо. От распахнутых настежь дверей кафе, держа в каждой руке по бокалу с пивом, ленивой походкой брели к столикам два горожанина в легких просторных накидках: один – в полосатой бело-зеленой, другой – в полосатой же бело-голубой.

Накидки были перетянуты роскошными поясами, впечатляющими разноцветьем со вкусом подобранных камней. На пальцах утренних посетителей кафе красовались перстни и кольца, на запястьях тускло поблескивали широкие браслеты с выгравированными узорами, покрытыми цветной эмалью. Влад погладил свой одинокий перстень с полупрозрачным красным каменным огоньком и слегка усмехнулся: каждый волен украшать себя по собственному желанию и вкусу. Носят ведь и цепи на шее, и замысловатые узорчатые пластины в прическах, и серьги, и ожерелья – кому что нравится… Лишь бы не в тягость было. Серебряный обруч у Дилии на голове, контрастирующий с ее густыми темными волосами, – красиво?

Красиво. А массивный плоский перстень у этого мерзавца Скорпиона?

Тоже красиво. И не только красиво…

«Сволочь! – Влад невольно провел ладонью по подбородку и стиснул зубы.

– И никакой управы на него не найти…»

Обладатели восхитительных поясов расположились за столиком по соседству. Их бородатые широкие лица были ему смутно знакомы.

Возможно, он видел их в каком-нибудь кафе; очень даже может быть – и в этом самом. Возможно, встречал на улицах или на площади.

«Площадь!» – Влада передернуло. Или это и вовсе были соседи по кварталу – мало их, что ли, соседей, всех не упомнишь. Да и чего их всех упоминать?

У каждого своя жизнь и свои дела… или и вообще никаких дел нет…

Бородачи неторопливо обсуждали вкусовые качества пива, и Влад наконец сообразил, где их видел. А видел он их не более чем четверть часа назад, здесь, в этом кафе, когда делал заказ у неповоротливого вислощекого хозяина. Они сидели в углу, в полумраке кафе, возле крохотного бассейна, и, кажется, что-то пили и ели. Он забрал свой бокал и вышел на воздух, а они остались. А теперь вот и их потянуло из-под крыши на простор.

Впрочем, какой там, к черту, простор… Небо – та же крыша. И стены тоже есть, их вовсе не обязательно видеть, они ощущаются, они неизбежны…

Бородачи ослабили свои великолепные пояса и продолжали отхлебывать из бокалов, а Влад безучастно смотрел мимо них, погрузившись в привычное болезненное полуоцепенение. Прохожие шли себе по своим делам – а у него не было никаких дел. Ему некуда было идти.

За соседним столиком сменили тему разговора. Теперь речь у них пошла о Белом Призраке, и у Влада привычно сжалось сердце.

Опять!.. Опять кому-то не повезло – если уместно здесь такое слово. Разве это простое невезение – уход из жизни?

Белый Призрак… Зловещий Белый Призрак… Уж его-то присутствие в Городе не забывалось, как забывались лица прохожих и соседей по столу и у стойки в разных кафе, как забывались однообразные тусклые дни, похожие на вечно серое застывшее небо. Белый Призрак появлялся, исчезал и вновь появлялся так же неотвратимо, как на смену ночи приходит день, обязательно завершающийся, в свою очередь, ночным мраком и мгновенным провалом в сон, стоит только коснуться головой подушки. Он появлялся каждый вечер то в одном, то в другом дворе, и никогда нельзя было угадать заранее, под чьим окном в следующий раз завоет он в обомлевшей вечерней тишине; сегодня он возникал в квартале, выходящем к причалу, а завтра мог объявиться в противоположном конце Города, у домов вдоль полей. Или в соседнем дворе. Или где-нибудь еще. Например, на кромке твоего бассейна, или у коллонады, окружающей твой сад, или у двери твоей спальни… Белый Призрак ни у кого долго не задерживался: исполнив свою мрачную песню, он исчезал, а наутро обнаруживалось, что исчез и один из живущих в доме. Кто-нибудь из слуг. Или сам хозяин. Тот, кто исчезал, больше никогда не возвращался. Никогда…

Белый Призрак был вестником Смерти. Ее призывной трубой. Ее орудием. А возможно, это и была сама Смерть, целенаправленно, скрупулезно и неустанно забирающая тех, кто до дна исчерпал дни и часы своей жизни, у кого вышел срок пребывания под этими небесами. Стар ли ты или молод, весел или угрюм

– не имеет значения. У Смерти свои критерии. И кто может поручиться, что сегодня она не придет именно за тобой? А ведь даже если жизнь твоя тосклива и пуста – ох, как не хочется расставаться с ней, терять ее, как не хочется уходить в вечную страшную тьму! Нет, все что угодно: мучиться, маяться, тосковать – но здесь, именно здесь, а не там. Все что угодно – только не это…

Влад скрипнул зубами и с ненавистью посмотрел на бородачей, заставивших его думать о том, о чем и так никогда не забывалось.

Тот, чье имя они называли, тот, исчезнувший этой ночью, был ему незнаком, но Владу было жаль этого человека. И не из-за любви к людям, а по иной причине: на месте забранного Смертью мог оказаться и он, Влад. А себя он жалел. Жалея того, другого, он жалел себя. Он боялся Смерти. Он каждый вечер холодел от ужаса, вслушиваясь в тишину за окном и с замиранием сердца ожидая, что вот-вот разорвет ее в клочья убивающий душу вой. И единственным спасением было провалиться в сон и захлебнуться его черной тягучей пустотой.

Правда, пустота не всегда оказывалась пустотой. Иногда мелькали в ней какие-то тусклые видения, которые он почти не мог вспомнить наутро. Оставались только тени, тени теней, совершенно отстраненные от возможных своих подобий во внешнем мире. Чем они были – тенями воспоминаний? И порой среди этих теней возникало девичье лицо… Вернее, всего лишь полунамек на девичье лицо, как отражение в глубине колодца, как что-то мелькнувшее и тут же скрывшееся за углом. Одно и то же лицо. Постоянно одно и то же лицо. Не лицо Дилии, нет. А чье? Была когда-то мимолетная встреча на улице? В кафе? На площади?

Он не помнил.

Вроде бы мелочь, пустяк – мало ли что там снится, и не все ли равно, что снится? – но заноза эта тоже прочно сидела в его душе, отнюдь не добавляя ярких красок каждодневному существованию.

Невесело жилось ему под серыми небесами.

И еще ему чудилось нечто странное в том девичьем лице из его снов. И дело тут было вовсе не в чертах и не в пропорциях… а в чем же? В выражении? Что именно было странным?

Нет… не вспоминалось…

Громкий голос парнишки-разносчика нарушил оцепенение Влада.

– Сегодняшняя газета, горожанин, – сказал парнишка. – Последние новости. – Он стоял возле столика, слегка переминаясь с ноги на ногу, словно ему не терпелось шлепать дальше босиком по гладким камням мостовой или просто у него схватило живот, – курчавый тонкий паренек, от пояса до сбитых коленок обмотанный куском светлого, уже изрядно заношенного и запачканного полотна, с большой холщовой сумкой на остром плече, плотно набитой газетами.