Александр Борянский - Гней Гилденхом Артур Грин

Все это я знаю из уроков истории, которые давал мне лет пять назад тот же бригадир-комендант Луций, который сегодня в качестве комиссара казначейства выплатит мне жалованье, а завтра в качестве комиссара военного ведомства проверит состояние вооружения. Такой уж у нас город, что и бригадир отряда тяжелой пехоты, и комендант крепости, и комиссар казначейства, и военный комиссар — одно и то же лицо.

И еще Луций, выплачивая жалованье, обязательно добавит каждому рыцарю что-нибудь от себя. Например, пару золотых.

В Златограде жалованье тяжелого дефендера раза в два меньше, чем в Лунной Заводи, и Луций стремится хоть как-то компенсировать разницу. Он-то получает сразу за четверых, и пусть его комиссарский доход не в два, а в четыре-пять раз уступает доходу комиссара где-то на полуострове, — все-таки его деньги не чета нашим. Но даже если бы Луций однажды вышел и сказал: «Воины! Купцы разорились, пошлин нет, а золото из столицы не прибыло», — тяжелые пехотинцы все равно продолжали бы выполнять свою работу. Я могу отвечать за каждого, потому что нас здесь всего семь (не считая самого бригадира) и мы неизменно проводим время вместе, составляя особую касту среди не слишком разнообразного златоградского населения.

Луций называется комендантом крепости, однако каменных строений у нас всего-то одна башня из четырех, да еще первый этаж в его собственном доме. Когда в крепости сидели альфы, деревянные стены не боялись огня и удивляли своей прочностью. С уходом альфов дерево стало гнить: восточную стену заменить пришлось вообще целиком. Материала в соседнем лесу сколько угодно, и хотя сорт древесины тот же, без альфов она не проявляет и половины своих качеств.

Наш дом — единственная каменная башня. В ней семь комнат (по одной на каждого), зал для общих собраний, запасные помещения, под самой крышей — маленькая комнатка для размышлений. Все окна смотрят в город. С другой стороны — коридор с рядом бойниц и защищенные выходы на стены. Места много: что-что, а башня возводилась по всем правилам строительного искусства Селентины. Правда, как гласит предание, военный комиссар, побывавший в Златограде двенадцать лет тому назад, осмотрев нашу башню, заявил: «Да, похоже, слава Билда Защитника сюда не добрела.» Он абсолютно прав: Билд Защитник, как и прочие селентинские знаменитости, никогда не был в Златограде.

Мы, рыцари-пехотинцы, живем вместе, но по утрам предпочитаем встречаться где-то в городе. Например, возле таверны. Или у дома бригадира Луция. Для нас Луций прежде всего бригадир, а потом уже комендант и дважды комиссар.

Хотя как раз сегодня он, пожалуй, прежде всего комиссар казначейства, потому что в полдень отряд тяжелой пехоты получает от казны шестнадцать синих и шестнадцать зеленых золотых долевого содержания. По четыре монеты на каждого. Луций ведь тоже тяжелый дефендер. И чаще всего Луций-казначей раздает другим именно содержание Луция-рыцаря.

Поверх зеленой майки я одел кольчугу. Остальное тяжелое вооружение сегодня ни к чему, но меч и кольчуга необходимы: они — отличительный знак, и златоградцы должны видеть, за что нам семерым платят деньги.

Сбежав по каменным ступеням (моя комната в третьем ярусе башни), я оказался на улице. Пять минут неспешной ходьбы до центра, где в окружении гранатовых деревьев красуется дом Луция. Зимой в майке не холодно — в таком месте живем. Говорят, лет десять назад климат по всей земле очень изменился. Но мы этого не заметили. С запада задули какие-то новые ветра, на юге землетрясение раскололо пополам непроходимую пустыню. Луций, прослышав об «эпохе катастроф» от столичного вестника, прибывшего за налогом, внес изменения в курс географии и собственноручно нарисовал громадное озеро на месте запредельных южных песков. Согласно новому курсу, в нашем географическом центре мира как было однообразно жарко, так и осталось.

Вообще-то в центре мира живет наш бригадир, потому что, если верить картам, Златоград — самый-самый центр, а дом коменданта сразу строился так, чтобы от него до каждой из четырех башен было одинаковое расстояние. И там, в самом-самом центре изведанного человеком пространства я сейчас получу четыре золотых.

Гай, Марк, Юл, Квинт и Анк стояли перед входом. Седьмой, Тавр, дежурил в дозоре на пристани. Из-за упражнений перед зеркалом я пришел последним.

Дверь открылась. На пороге показался садовник коменданта.

— Рыцари! — сказал садовник, который почему-то уверен, что он единственный на весь Златоград хранитель традиций ушедших альфов. — Рыцари! Надо подождать!

И принялся за гранатовые деревья.

— Хорошо, — сказал Гай, потом Марк, потом Юл, потом Квинт, потом Анк, потом я.

И каждый подумал: «Еще считает».

И каждый решил: «Ладно, придем как положено, к двенадцати».

Мы отправились в таверну.

Из курса военной теории для тяжелых пехотинцев я знаю, что так устроены все селентинские (да и не только селентинские) города: четыре башни по углам, дом коменданта на пересечении линий между ними, государственный флаг на главной башне. Но некое чутье мне подсказывает, что только в нашем городе всего одна таверна, только у нас она именуется так официально — «Позолоченный Дом», и только Фавст Эдуард, ее хозяин с момента основания, мог выдумать повесить над входом точно такое же перечеркнутое золотой молнией синее полотно, как то, что развевается над всем городом, обозначая его принадлежность к Республике Селентина.

Мы вошли.

Фавст Эдуард еще спал. Он произвелся на свет в Аристоне, а у нас открыл дело, и хотя случилось это давным-давно, привычка жителя метрополии просыпаться на четыре часа позже любого златоградца оставалась с ним до сих пор. Нас встретил главный повар, он же — предполагаемый преемник Фавста Эдуарда в случае желания последнего уехать из Златограда. Желание Фавста Эдуарда уехать постоянно и непреходяще, однако год за годом, вот уже на протяжении многих лет, он откладывает его исполнение до следующего полнолуния.

Мы заказали по пицце с грибами и один яблочный пирог на всех.

Все-таки что бы каждый из нас ни думал, а рыцарское жалованье дает возможность неплохо жить в Златограде. Дважды в день мы ходим в таверну, где чисто и где вкусно готовят. Я могу наблюдать закат, когда наступает очередь дежурства на пристани. Когда на стенах и на берегу в дозоре кто-то другой, можно уходить в лес и бродить там, представляя, как жили в нем древние альфы еще до основания Лунной Заводи. И, конечно, боевое искусство, — ведь мы совершенствуемся под руководством Луция, семь раз в десять дней обязательно. Но тут уже жалованье не при чем. А вот если Луций выдаст сегодня, допустим, два золотых, то, прибавив сохраненный синий золотой, я смогу завтра же купить в лавке столичное новшество: изящный, расписанный драконами чайник из тонкого-тонкого стекла, и такие же чашки — целый набор, и пить по вечерам чай с Гаем и Квинтом не из обычных кружек, а по-настоящему.