Ярослава Кузнецова - День цветения

— Ну, а ты, Эрвел, дубье найди приблизительное, да покажешь мне в пятницу "раскачку" и "журавля".

— Я в пятницу не могу, — брови хмурит, отповедь на языке — сорваться не успела. Гер встрял, Миротворец мой личный.

— Праздники, Адван. День Цветения, ты ведь помнишь?

Ну, да. День Цветения. Набольший, можно сказать праздник у Альбереновых последователей. Семейный праздничек.

— Тьфу ты! — хлопаю себя по лбу.

Гер уж недели три ко всем приглядывается, за любой пустяк отпуска лишает. Надо ж хоть пару десяток гвардейцев во дворце оставить. Н-да-а, сорвались занятьица.

— Значит, в пятницу утром я за тобой заезжаю, — говорит между тем Эрвел Геру, — Альсарена будет очень рада. Она о тебе расспрашивала.

— Что еще за Альсарена, командир? Хорошенькая?

Гер мой смутился, Эрвел-лапушка тоже замялся. Потом набрал побольше воздуха и выпалил:

— Адван, приглашаю тебя на День Цветения к нам в гости!

— В гости? Разрази меня гром, приятель, в дом советника Треверра?

— Нет, — усмехается он, — В имение. В Треверргар. В программе праздников — большая охота и прочие развлечения.

— С благодарностью принимаю.

Гер улыбается, довольный своим лейтенантом. Эрвела одобрение кумира малость утешило в жизни его тяжелой.

Вот и славненько. Проведем праздники по-праздничному. В гостях. Выпивка, закуска, девочки, которые "расспрашивают"… И прочие развлечения.

В самом деле, не в городе же торчать!

Альсарена Треверра

Я поднялась из-за стола.

— Спокойной ночи, господа. Спокойной ночи, отец.

Капеллан задрал седые бровки:

— Ты не хочешь послушать, как я придумал расставить хор, дочь моя? Ты же сама пеняла, мол, орган перекрывает голоса. И посему, смею предположить, следующая расстановка певчих существенно улучшит…

— Я ничего не понимаю в теории звука, отец Дилментир. Завтра приду на репетицию и вы мне все покажете. Хорошо?

— Как хочешь, дочь моя, — кажется, он малость обиделся.

Я поцеловала хрупкую перевитую венами руку. Получила благословение. Отец потрепал меня по щеке.

— Иди спать, милая. Завтра пораньше подниму, дел невпроворот. И, знаешь что… прибери там у себя. Банки-склянки свои припрячь. Веники сушеные. Книги… что там у тебя еще? Сама погляди. Кальсаберит, он хоть и гость… ну, ты понимаешь.

— Да, отец. Приберу.

— Как дела с платьем? Готово? Туфли, побрякушки. Мишура всякая. Ты сама должна за этим следить.

— Я слежу. Все готово.

— И чтобы завтра была как… я не знаю, как принцесса. Чтобы Ульганара приступ сердечный хватил. Обещаешь?

— Я постараюсь.

Герен Ульганар неофициально считался моим женихом. Он был вдовец и соблюдал трехлетний траур, из которого прошел едва год. И вроде бы присмотрел меня в качестве новой невесты. Отец клятвенно пообещал ему не спихивать дочь за первого попавшегося, а придержать, как хороший товар. Мне эта волокита была на руку, а отец просто таял, предвкушая скорое родство с потомком драконидов. Таким из себя благородным, просто пробу некуда ставить. Деньжат, конечно, у прекрасного рыцаря кот наплакал, но кто тут говорит о деньгах в нашем высокодуховном аристократическом обществе? Фу, какой дурной тон!

— Я помню, отец. Чтобы хорошо выглядеть, мне надо выспаться. Тебе, между прочим, тоже. Спокойной ночи.

Остающиеся полуночничать нестройно попрощались. Им еще предстояло утрясти расписание празднеств на неделю вперед, а гости начинали прибывать уже с утра.

Мои собаки, Редда и Ун, молча поднялись и последовали за мной. В доме к ним все успели попривыкнуть и зауважать. Даже скандальная свора золотых гончих, или как они там назывались, номинально принадлежавшая отцу, но на деле находящаяся под опекой господина Ровенгура, управляющего, была вынуждена смириться с их присутствием. В свое время, конечно, имели место собачьи разбирательства, но мои умнички объяснили этим шавкам, кто здесь хозяин, обойдясь без смертоубийств.

Слуга-мальчишка протянул факел.

— Тебя проводить, госпожа?

— Спасибо, Летери, не надо.

Парень вздохнул с сожалением. Он был без ума от Уна, и надеялся побороться и покувыркаться с ним у меня в комнате. Иногда это позволялось. Но не сегодня. Сегодня я желала увидеть Стуро как можно скорее. И так он, бедный, заждался. Замерз, наверное.

Из холла я поднялась на второй этаж, и вышла на мосток-аркбутан, соединяющий дом с галереей внешней стены. Галерея торцом упиралась в башню. В большущую башню, еще старогиротской постройки. Она даже имела собственное имя, тоже гиротское: Ладарава. В переводе, кажется, Сторожевая Вышка или что-то вроде того.

В Ладараве я и жила. Спасибо отцу, он позволил сделать ремонт и поселиться тут, отдельно от всех. Подальше от шума и суеты. И от лишних глаз. Отца немного нервировало мое увлечение марантинской медициной, но, как человек умный и дальновидный он сих изысканий не запрещал. Пусть лучше варит свои зелья под моим контролем, чем тайно, Бог знает где скрываясь, рассуждал он.

О моих тайнах он знал далеко не все.

Я отперла дверку, вошла, задвинула засов изнутри. Лестница вилась вверх и вниз. Первый этаж занимали мрачные обширные помещения непонятного назначения, то ли кухни, то ли конюшни. Сейчас там хранился резаный торф и какой-то хлам, оставшийся после ремонта. Еще ниже имелись совсем уже первобытные подвалы, в которые страшно было даже заглядывать. Туда никто и не заглядывал. Моя же комната находилась на втором этаже, а на третьем — лаборатория.

Впустив собак, я прошла по комнате, зажигая светильники. Зажгла и самый мой любимый, в виде фонарика каоренской работы, где в каждую из сторон было вставлено цветное стеклышко — зеленое, красное, синее и лиловое. С окна, выходящего на озеро, сняла ставень. Поставила фонарь на подоконник, так, чтобы зеленый огонек глядел наружу.

Занялась камином. Камин у меня с характером. Его не топили лет двадцать, если не больше, и теперь он вовсю упрямился и самовольничал. Я, однако, нашла к нему подход и очень этим гордилась — прислуге, например, не удавалось разжечь его так быстро и при этом напустить в комнату минимум дыма. Поставила на каминную решетку кувшин с вином — греться.

— Скоро вернусь, хозяюшка, — сказала я Редде.

Редда поглядела, подняв бровь, вильнула хвостом. Она прекрасно знала, куда я направляюсь.

Со светильником в руке я снова вышла на лестницу. Виток вверх. Моя лаборатория, дверь в которую сейчас заперта, а ключ лежит на притолоке — нехитрый тайник. Еще один виток. Лестница кончилась небольшой площадкой с люком в потолке. Поставив светильник в нишу, я подобрала юбки и влезла по деревянной лесенке. Крышка отошла легко — я не жалела масла для петель.