Шавина Виктория - Научи меня летать

- Боги… - женщина принялась ломать стебли снова и снова, мелко кроша их в вазу.

Ведун сидел в кресле, одном из десяти, привезённых из Весны. Жёлтый бархат обивки обрамляли затейливые изгибы чёрного металла, и Надани уже много раз жалела, что не попросила сделать кресла совсем другими - металл, металл, металл, раскалённый Солнцем, и пыль - это тоже было Лето. Всюду, даже в кабинете, напоминала о себе чужая страна. Уванг Сирин был прав, когда предупреждал её не приезжать сюда, но она хотела, чтобы сын жил там, где родился и вырос его отец.

- Сыновья Марбе-уана плохо к нему относятся, - после долгого молчания уныло произнёс ведун.

- Но они - его круг! - Надани резко встряхнула руками, оборачиваясь, и сухие стебли упали на мягкий ковёр. - А он играет с девчонками. И, Боги, Гебье, он снова изображал умирающего. Его убивают в играх! И кто! Что будет дальше?!

Ведун вздохнул и посмотрел в окно.

- Вы спрашивали его, почему он проигрывает?

- Я? - Надани откинула голову и горько рассмеялась. - Я не могу с ним говорить. Порою мне кажется, что он меня ненавидит.

Последние слова она произнесла совсем тихо. Ведун молчал.

- Гебье, он такой нервный! Мальчик не должен быть таким, он же будущий воин. Он и так другой, ты понимаешь: мои волосы, бледная кожа - он совсем не похож на отца, он как чужак. Я боюсь за него. Я не хочу, чтобы они смеялись над ним, не хочу, чтобы он был изгоем!

- Но он изгой, - заметил ведун и снова замолчал. Он мог помочь только делом, но Надани ещё до рождения сына взяла с него слово не говорить с Хином.

Женщина тоже посмотрела в окно, потом переставила несколько вещей на полке. Наконец, успокоившись, произнесла:

- А ты что хотел мне сказать? Что-то плохое ещё случилось?

- Возникла трудность, - ведун повернулся к ней. - Уванг Онни не признаёт ваши права на землю.

- Чудесно! - вырвалось у Надани.

- Прочесть вам письмо?

- Назови только причину.

- Вы не благородной крови, - тихо сказал Гебье, предвидя бурю.

- Ах! - Надани криво улыбнулась. - Изящная формулировка. А кто здесь благородной крови? Может быть, Каогре? Или Марбе? Или сам уванг Онни? Скажи мне: кто - из наших соседей? Назови хоть одного!

- Парва-уан, - уныло промолвил ведун.

Надани скомкала платок и убрала его за пояс.

- Ты же понимаешь, - мрачно выговорила она, - дело только в том, что я чужачка.

- Не переживайте так, - утешил Гебье. - Новость плохая, но Сирин-уванг это предвидел. Мне лишь нужно, чтобы вы разрешили отправить письмо.

- Кому?

- Благородному, который приедет сюда и заявит свои права на землю. Они вполне законны. Его задача ему также известна: позаботиться, чтобы вы и ваш сын могли жить на земле Лета, как и прежде. Только не могу обещать, что это будет легко.

- Кому именно? - нетерпеливо повторила Надани.

Ведун опустил голову:

- Не пугайтесь: я не знаю, кому именно. Право на владение землёй было куплено Сирин-увангом. Когда он решил уехать, то передал его народу Сил'ан. Они выберут представителя и пришлют сюда.

Надани опустила веки, на её лице появилось раздражённое выражение.

- Сил'ан? - медленно выговорила она. - Это что ещё за народ?

- Они правят Весной и пришли сюда из Великого Мира, - коротко ответил ведун. - Но должен предупредить: они живут в закрытых от людей поселениях.

- Почему?

- Мы недостаточно различны и недостаточно похожи.

- Что? - Надани открыла глаза и, хмурясь, присмотрелась к ведуну.

- Мне было приказано сказать вам только это, - вздохнул тот. - И вновь спросить разрешения отправить письмо.

- А если мой ответ: нет?

- Значит, нет.

Ведун поднялся, поклонился и направился к двери. Надани сделала глубокий вдох и окликнула его:

- Гебье!

- Да?

- Да. Что мне ещё остаётся.

Двор крепости был завален рухлядью. От моста до ворот его вымостили камнем, в других местах сухая земля мешалась с песком. Тадонг стоял у обломков старой телеги, скрестив руки на груди, и всё поглядывал на крепость. Он вырос в зоне Умэй, граничащей с Весной. Климат там был прохладнее и мягче, а одежда - куда приличней, по мнению Тадонга. "Именем небес, - думал он, - уж лучше бы даже набедренная повязка. Но это… это облегающее платье… Как можно в нём чувствовать себя мужчиной?"

Ему не терпелось переодеться, но прежде нужно было передать юного Одезри няне, а та всё не показывалась. Тадонг побарабанил пальцами по предплечью. Хин хмуро взглянул на него сквозь длинную чёлку.

- Хоть бы улыбнулся, - попенял ему мужчина. - Я бы хохотал от души, если бы в детстве увидел своего отца в таком наряде.

Хин уставился куда-то прямо перед собой. Тадонг коротко вздохнул:

- Вот ты опять стоишь, что статуя. Уже сколько? Минут пять. Переживаешь что ли?

Рыжий упрямец молчал. Мужчина помассировал переносицу, тоже помолчал какое-то время и заговорил вновь, пытаясь избавиться от чувства неловкости:

- Помнишь, госпожа Одезри велела тебе играть с близнецами. Пойдём, поищем их?

Хин закрыл уши ладонями. Тадонг выставил перед собой руки в примирительном жесте и вновь оглянулся на крепость. Няню он там не увидел.

Двор пересекли три стражника в набедренных повязках и скрылись под навесом у стены. Дозорный громко храпел в тени. Тадонг изнывал от скуки и палящего Солнца. Он вновь посмотрел на Хина: мальчишка сильно потел в тёплом костюме [3], но не уходил с солнцепёка. "У него точно не всё хорошо с головой", - мужчина взял юного Одезри за руку и отвёл в тень стены. Хин не сопротивлялся, но по-прежнему молчал и вновь застыл без движения, как только они остановились. Тадонгу стало не по себе, и тут, наконец, из крепости вышла молодая девушка в длинной белой рубашке служанки.

- Ну, Хин, - радостно провозгласил летень, торопясь уйти, - вот твоя няня. Она о тебе позаботится.

- Меми, - тихо пробормотал мальчишка, разглядывая себя в тусклое овальное зеркало, - почему я не могу одеться как остальные дети?

Служанка весело улыбнулась и затараторила:

- Как же можно, господин Одезри! Вы посмотрите на ваших гостей - двух наследников уана Марбе. Они - не то, что остальные, и одеваются поэтому иначе. Так же и вы.

Хин, хмурясь, повернулся боком. В одежде, которую так нахваливал Тадонг, не было ничего красивого. Из-за неё казалось, что живот большой и выпуклый, а ноги выше колен - раздуты. Чулки и подвязки мальчишка втайне ненавидел - ноги из-за этой пакости уставали, даже если он просто сидел, а коли надеть ещё туфли… Нет, это была не одежда, а орудия пыток.

- И совсем не так же, Меми, - грустно сказал он, насмотревшись на уродливый силуэт. - Они благородные, а я нет. Разве я не должен носить то же, что и люди в деревне? Они такие красивые: стройные, лёгкие. Я даже Вельрику не могу догнать.