Роджер Желязны - Древняя кровь

Затем Бен засунул свой пакет с пахучим содержимым внутрь пиджака и вытащил из кармана фонарь. Он включил его и начал спускаться вниз. Я следовал прямо за ним.

Я остановился, когда мы достигли основания лестницы. В лучах их фонарей я увидел два гроба, помещенные на козлы, а также нечто на стене над большим из них.

— Отец, что это? — спросил я.

Кто-то услужливо навел луч света на это.

— Это похоже на веточку омелы, завязанную на фигуре маленького каменного оленя, — сказал он.

— Вероятно, имеет отношение к черной магии, — предположил я.

Он перекрестился, повернулся и снял ее.

— Вероятно, так, — сказал он, разрывая омелу и разбрасывая куски по комнате, разбивая фигуру и отбрасывая куски прочь. Я улыбнулся, теперь я вышел вперед.

— Давайте откроем это и посмотрим, — сказал доктор.

Я помог им. Когда гробы были открыты, я не слушал комментарии о бледности, сохранности, и окровавленных ртах. Бродски выглядел так же, как и всегда — темные волосы, тяжелые темные брови, изогнутые челюсти, небольшое брюшко. Девушка была прелестна.

Выше, чем я думал, с очень милой пульсацией у горла и почти синеватым оттенком кожи.

Отец О'Брайен открыл свою Библию и начал читать, держа фонарик над ней дрожащей рукой. Док поставил свою сумку на пол и что-то нащупывал внутри нее.

Бен отвернулся со слезами на глазах. Я дотянулся до него и бесшумно сдавил его шею, пока другие занимались своими делами.

Уложил его на пол и подошел к доктору.

— Что? — начал он и это было его последним словом.

Отец О'Брайен прекратил чтение. Он уставился на меня.

— Ты работаешь на НИХ? — вскричал он, бросив взгляд на гробы.

— Вряд ли, — ответил я, — но они мне нужны. Они кровь моей жизни.

— Я не понимаю…

— Каждый является добычей кого-нибудь, и мы делаем то, что мы должны делать. Такова экология. Простите, отец.

Я воспользовался лопатой Бена, чтобы похоронить всех троих под полом по направлению к задней части здания, — чеснок, колья и остальное. Затем я закрыл гробы и вытащил их вверх по лестнице.

Я проверил все вокруг, пока шел через поле и на обратной дороге, когда вел грузовик. Было еще сравнительно рано и вокруг никого не было.

Я погрузил их обоих в кузов и прикрыл тряпкой. В тридцати милях езды была еще одна разрушенная церковь, о которой я знал.

Позднее, когда я установил их невредимыми на их новом месте, я написал карандашом записку и вложил ее в руку Бродски:

«Дорогой Б., Пусть это будет Вам уроком. Вы должны прекратить действовать как Бела Лугоси. Вы теряете свой класс. Вы счастливчик, что проснетесь после всего, что было этой ночью. В будущем будьте более осмотрительны в своих действиях, или я могу уволить Вас. В конце концов, я здесь не для того, чтобы Вас обслуживать.

Преданный Вам В.

P.S. Омела и статуя больше не действуют. Почему Вы вдруг стали так суеверны?»

Я взглянул на свои часы, когда я покидал это место. Было одиннадцать пятьдесят. Немного позже я остановился на 7:11 и воспользовался телефоном.

— Привет, Кела, — сказал я, когда услышал ее голос. — Это я.

— Вердет, — сказала она. — Тебя долго не было.

— Я знаю. Я был занят.

— Чем?

— Ты знаешь, где находится старая церковь Апостолов рядом с шоссе?

— Конечно. Она есть в моем списке.

— Встречай меня там в двенадцать тридцать и я расскажу тебе о ней за ленчем.