Юлия Остапенко - Книга страха

Ознакомительный фрагмент

— Свободна, как ветер, Грейси.

— Ты всё-таки послала своего ублюдка Робби отсосать у его дружков? О, умница моя, давно было пора!

Да, Грейс всегда умела подобрать слова. Эми подумала, сможет ли сформулировать это именно так, когда Робби всё же приедет за ней, и покачала головой. Лучше не рисковать — она хотела оставить его, но не злить.

— Пока нет. Я скажу ему сегодня. Он за мной заедет в девять.

— В девять? А почему тогда ты сейчас… Эми, где ты?

— Я из автомата звоню. Я ушла с работы.

— Ушла? А тебе не влетит? Ты не… — И снова три секунды изумлённо тишины. — О, Эми!

— Да, — сказала Эми, по-прежнему улыбаясь. Чувство облегчения не исчезало, а только росло, становилось всё больше и легче. Она невольно приподнялась на цыпочки, а потом опустилась обратно, переступив озябшими ногами — стоять на одном месте даже под защитой стенок кабинки всё равно было холодно. — Я ушла. Я совсем ушла оттуда, Грейси, я не могу больше так. Послушай, что, если ты сегодня возьмёшь бутылочку вишневой наливки и приедешь после работы ко мне?

— О Господи Боже, Эми, тыс ума сошла, какая наливка?! Только шампанское в этот великий день! Умничка моя, давно пора, я говорила, что давно пора! Надеюсь, Ты напоследок наподдала этому жирному хрычу коленкой по его неугомонному хрену. В десять я у тебя, целую, детка!

Эми повесила трубку, по-прежнему улыбаясь. Она, по правде, была совсем не уверена в правильности своего поступка. Но пути назад всё равно нет, а Грейси — ох, ну, Грейси всегда знает; что надо сказать.

Эми прошлась немного по кварталу, заходя в каждый магазин и бесцельно стоя перед прилавками. Но даже в трущобах Бруклина продавцы слёту распознавали безденежных бродяжек, забредающих в магазин погреться, и Эми проводила в каждом не больше пяти минут, почти физически чувствуя, как её недоброжелательным взглядом выпихивают за дверь. В одном магазине она, правда, задержалась подольше и даже купила шарфик за восемь долларов, который тут же повязала на шею. Шарфик был из дешёвого синтетического материала и почти не грел, но Эми понравилась расцветка — яркие асимметричные полоски, жёлтые и красные. Хорошее сочетание, солнечное, и асимметрия в этом году на пике моды. Эми подумала, что из него вполне можно сделать интересную оборку на юбку. Этой мыслью она развлекала себя, идя к куцему скверу из пяти облезлых тополей, находящемуся двумя кварталами дальше. Там она села на скамейку, поглубже засунув руки в карманы плаща и пряча подбородок в солнечно-ярких складках шарфа. У неё оставалось ещё около двадцати долларов, и она подумала, не купить ли чего-нибудь сладенького к вечеринке, которую затеяла с Грейс. Но инстинкт предупредил её от подобного расточительства, и она так и просидела оставшиеся два часа на скамейке, глядя на рваные газеты, которые ветер волок по тротуару, и на немногочисленных пешеходов, изредка торопливо проходивших через сквер.

Без четверти девять она встала и пошла обратно к той улице, где ещё сегодня утром работала. Подержанный «шевроле» Робби стоял перед входом, а его владелец как раз выходил из кафе, с досадой грохнув дверью на прощание. Эми невольно замедлила шаг, подходя к нему ближе. И вдруг подумала, что инстинкт ее не подвел и она не зря сохранила в целости эти двадцать баксов.

— Вот ты где! — воскликнул Робби, сердито звякая зажатыми в кулаке ключами. — Какого черта, где тебя носило? Тебя сменила какая-то дура, говорит, ты здесь больше не работаешь…

— Робби, — сказал Эми, — давай отойдём на пару шагов? Я хочу тебе кое-что сказать.

Домой она добралась на такси. Ехать было недалеко, и у неё ещё осталось пять баксов с мелочью, чтобы купить ванильный бисквит, который, она знала, просто обожает Грейс.

— Ну вот я ей и говорю: Долли, солнышко, ты совсем протрахала свои блондинистые мозги? Это же Спайк, это тот самый Спайк, которые воровал твои кредитки! И знаешь, что она ответила? «Но, Грейси, он же на эти деньги купил мне абонемент в фитнес-клуб». Нуты представляешь?!

Эми кивнула, потому что да, она представляла. Робби, конечно, не воровал её кредиток. Во-первых, он был выше этого, во-вторых, у Эми не было счёта в банке. Но зато он однажды повёл её в «Россалини», шикарный ресторан на Манхэттене, чтобы отметить своё повышение в должности (его продвинули до младшего менеджера). А потом оказалось, что у него не хватает денег, и почти всю сумму за ужин Эми заплатила сама, благо как раз в тот день получила очень хорошие чаевые. Робби, конечно, обещал, что всё ей отдаст, но потом забыл. Не те парни — это такая удивительная разновидность мужчин, которая, даже делая подарки, умудряется тебя унижать.

— Так что ты молодец, — безо всякой видимой связи заявила Грейс, болтая свешивающейся с диванного валика ногой. — Умничка ты моя. Таким надо сразу давать от ворог поворот, пока они окончательно не залезли тебе на шею. Я горжусь тобой, моя девочка! За что и выпьем.

После этого импровизированного тоста Грейс опрокинула в рот остатки шампанского. Она и правда принесла бутылку дешёвенького вина, купленную в супермаркете за углом, и весело хлестала его весь вечер. Эми выпила всего бокал или два — шампанское она не любила, но, Грейси права, праздновать — так уж праздновать. Грейс ещё с порога сказала, что по такому случаю припасла для неё особый подарок, но больше о нём не упоминала, и Эми решила, что особым подарком был, видимо, неиссякаемый оптимизм и неуёмная болтливость её подруги. Они валялись на диване, как школьницы, поджав под себя босые ноги, и Грейси болтала сперва о том, какая скотина был этот Робби и какая Эми молодец, а потом про то, какая скотина был этот Герберт-просто-Герберт Хенрид и какая Эми молодец, а потом про то, какая скотина был Спайк, и Мэл, и Чак, и Дюк, и куча ещё каких-то парней, о которых Эми никакого понятия не имела, но все Эми была молодец. К тому времени, когда Грейс окончательно опьянела и принялась рассказывать Эми про обалденного мужика, с которым ходила на свидания уже дважды и теперь намеревалась провести остаток своих дней, Эми уже слегка устала от неиссякаемого потока её болтовни. Но она не хотела, чтобы Грейси ушла; она не хотела в эту ночь быть одна, не хотела отпускать это чувство блаженной эйфории, это облегчение, эту свободу. Потому что как только она их отпустит, они улетят, словно выпущенный ненароком воздушный шарик — и след простынет… Так что она не торопилась отпускать этот шарик и слушала, не слыша, как болтает Грейс, и улыбалась, всё время улыбалась, потому что не могла никак перестать, ну, просто нельзя было.

В конце концов Грейси сказала, что ей надо в туалет, и не выходила оттуда очень долго, а когда Эми, забеспокоившись, заглянула в ванную, то увидела, что Грейс спит, свернувшись калачиком на куче предназначенных в стирку полотенец. Эми растолкала её и уложила в постель, а потом погасила свет и стала убирать со стола. Убирать, правда, было особенно нечего — почти допитая бутылка шампанского да остатки бисквита. Бутылку Эми поставила в неработающий холодильник, задержав ненадолго взгляд на банке с кетчупом и начатой пачке хлопьев, составлявших всё его содержимое. А, нет, ещё в боковой стенке стояла бутылка молока, и Эми обрадовалась, что оно не успело скиснуть. Если бы ещё можно было его подогреть… Два дня назад у неё испортилась проводка в кухне, и домовладелец всё обещал починить. Он тоже не был хорошим парнем; плохим, впрочем, не был тоже, во всяком случае, не настолько плохим, как Робби или мистер Хенрид. Эми подумала, что теперь, когда ей нечем стало платить за квартиру, заикаться о проводке тем более бесполезно… да попросту опасно, потому что мистер Нокс может воспользоваться случаем и напомнить, что в следующей четверг пора будет вносить квартирную плату. Нет, не надо, Эми, не надо сейчас про это, не думай, улыбайся, вот так, умничка, девочка моя. Все завтра.