Диана Гэблдон - Гуманный убийца

— Глупости это все, — заворчала та, подбочениваясь.

— Ведовство, моя добрая Эндор, материя более чем серьезная, — проговорил капеллан, поглаживая оба свои подбородка. — Даже исцеление от ужасной болезни оказывается хитростью, призванной скрыть гораздо более страшный ущерб. Если мы допустим даже одну-единственную, — он воздел палец, — невесту дьявола в эту мирную голубятню Господних чад, последствия поразят не только детей.

— Вот и мы так думаем.

Толпа опустила головы. Армеция про себя уподобила их стае кур над горкой зерна, но вслух говорить об этом не стала.

Люди стали дружно осенять себя знаком дубинки, но и Армеция, и все остальные заметили, что добродетельная Эндор совершила святое знамение чуть медленнее других. Армеция мрачно улыбнулась. Толпа грозно нахмурилась.

— Вы много лет меня знаете! — Эндор выпрямилась с видом оскорбленной добродетели, насколько позволили ей обвислые груди и толстые ляжки. — Я вместе с вами в Божием храме молилась! Никакая я не колдунья!

— Все это болтовня! — Теперь уже Армеция расправила плечи, сражаясь с тугими веревками. — Любой знает, до чего искусно невесты дьявола одурманивают добрых людей!

— Это верно, — пробормотал капеллан, устремляя на Эндор настороженный взгляд. — Как и то, что ты не сочла обвинение сколько-нибудь серьезным.

— Да это же она старается добрых людей одурманить!

— Чем? Логикой? Красивыми словами? — Армеция откинулась к столбу и скривила губы. — Не будем забывать о бдительности, друзья! Если она может обвинять меня в ведовстве, уж я-то точно могу обвинить в том же самом ее! — И она пожала плечами с самым бесстрастным видом, какой сумела изобразить. — В конце-то концов, нет надежного способа уличить кого-либо в ведовстве!

Толпа призадумалась. Костлявые пальцы заскребли лысины. Кто-то пукнул — вероятно, от чрезмерного умственного усилия. Потом один из мужчин прокашлялся, выпрямился и заговорил.

— А может, — сказал он, — сжечь их обеих? Так просто, для верности.

— В этих словах есть смысл, — проговорил капеллан. — Если есть Божия воля на то, чтобы таким образом очистить нашу добропорядочную общину от заразы.

— Добропорядочную?.. — Армеция ушам своим не верила. — Да как ты только место свое получил?..

— Положение капеллана не женского ума дело, чтобы его обсуждать, — ответил он высокомерно и даже задрал длинный нос. — А кроме того, не годится полукровке выказывать такое пренебрежение своему самому милосердному заступнику.

— Вот это верно! — Эндор сердито наставила на нее палец. — Полукровка она! Наполовину язычница! Что и доказывает — ведьма она! Ведьма!

Армеции оставалось только принять этот словесный удар. От происхождения все равно никуда не денешься. Волосы у нее, правда, были темноватые, кожа смугловатая — но не настолько, чтобы внимание привлекать. А вот глаза… Один был прозрачный и синий, другой — чернее черного. Свидетельство ее рождения от союза, который никогда не должен был состояться.

Но Армеция, не дрогнув, приняла обвинение. Ей не впервой было сносить и такое, и еще что похуже. Народ матери закидывал ее камнями, а могилу отца — грязью и нечистотами. Что по сравнению с подобным какие-то там слова?

С другой стороны, жертвоприношения…

Она посмотрела на алтарного служку, что стоял рядом с ее еще не подожженным костром. Он стоял, раскрыв рот, и она с немалой тревогой отметила, что его рука была готова разжаться.

А в руке-то — горящий факел.

— Чего же ты ждешь, святой отче? — требовательно спросила женщина. — Пора поджигать! Пускай он бросит факел! Спалим ее!

— Фа-кел! Фа-кел! Фа-кел! — нараспев вторила ей толпа.

Голоса притихли, только когда капеллан поднял руку.

— Господь заповедал нам милосердие по отношению ко всем цивилизованным людям, — проговорил он и указал на Армецию. — Она же, как мы видим, по крайней мере наполовину цивилизована. И соответственно, заслуживает, чтобы мы хоть наполовину усомнились в ее виновности.

— Вот это действительно разумные речи, — пробормотала она.

— Ну так где же в таком случае ее заступник? — осведомилась добродетельная Эндор. — Где этот, как его, сэр Леонард, о котором она тут болтала?

— Законный вопрос. — Во взгляде капеллана появилось любопытство. — В самом деле, где же этот сэр Леонард Саваэль, который, как ты говоришь, должен очистить твое имя?

Армеция вздрогнула.

Она-то надеялась, что, услышав такую страстную речь, сэр Леонард галопом прискачет ей на выручку, разрежет ее путы, подхватит ее на седло — и увезет прочь.

Произнеся первые слова, она удовольствовалась бы и жаркой речью в свою защиту, которая непременно привела бы к полному ее оправданию под смиренные извинения всех собравшихся.

Под конец же Армеция в отчаянии ждала, чтобы сэр Леонард хоть как-то обнаружил себя.

Ибо он не был всадником на горячем коне. Сэр Леонард отнюдь не был красноречив. И особо искусным фехтовальщиком его тоже нельзя было назвать.

Это был мужчина, обросший неопрятной щетиной и облаченный в запыленную кольчугу. Он стоял в первых рядах толпы и пожевывал кусочки вяленой говядины, доставая их из мешочка. Глаза в красных прожилках отражали происходившее безобразие.

— Вот он! — Армеция вновь ткнула подбородком. — Вот он, сэр Леонард Саваэль!

— Где? — Капеллан прищурился, оглядывая толпу. — Укажи на него!

Она сжала губы, внушая себе, что из всех присутствующих только он один был настолько умопомрачительно туп.

— В первом ряду, — сказала она и сжала за спиной кулаки. — Можно ли попросить моего заступника встать и засвидетельствовать невиновность своей дамы?

Человек в первом ряду ничего не ответил. Армеция стиснула зубы.

— Неужели сэр Леонард не отзовется, когда справедливость взывает?

Его челюсти продолжали двигаться туда-сюда, как у пасущегося быка. Армеция зарычала.

— Ленни! Ради бога!..

Сказать, что при этих словах он проснулся и вытаращил глаза, — значит опередить события этак на три мгновения.

Его веки приподнялись со скоростью воротных решеток, которые не смазывали десятка три лет. Происходившее доходило до него с видимым трудом. Вот он оглянулся влево, вправо и наконец посмотрел на нее. При этом его шея поворачивалась со скоростью очень-очень сонного дерева. Когда веки и брови наконец достигли верхнего положения, он приставил палец к своей груди, а губы шевельнулись, беззвучно обозначая вопрос.

Армеция и вправду задумалась, а не проще ли было живьем сгореть на костре.

— Да-да, именно ты, сэр Леонард, — сказала она. — Если ты будешь так добр восстать против несправедливости и не дать мне погибнуть в огне.