Марина Колесова - В плену королевских пристрастий

— Поверьте, Ваше Величество, любой Ваш приказ, если он не будет касаться чести и достоинства моих дочерей, будет выполнен, — проговорил герцог, поднимаясь с колен и садясь в кресло, указанное королем.

— Я слышал, что при родах твоей третьей дочери Елена умерла… И ты, один воспитываешь дочерей… и как я посмотрю, теперь об их чести печешься, не меньше чем некогда об ее… что ж, похвально… похвально, — с усмешкой произнес король, стоя напротив герцога, уже севшего в кресло. Сам сесть в кресло он не торопился.

— Однако об этом можешь не волноваться, — продолжил он, — я на их честь не посягаю… Пока-то уж точно… да и дальше, если ты согласишься на мое предложение, не посягну… — усмешка на его губах стала совсем мрачной, — Если все сделаешь так, как я желаю, такому покровительству, что будет у них, можно будет лишь позавидовать…

— Я не понимаю, Ваше Величество… Что Вы имеете в виду?

— А пока и не надо понимать… Когда я объясню тебе смысл моего предложения, у тебя будет лишь два пути. Либо полностью принять его, либо закончить жизнь на плахе, в этом случае никаких гарантий относительно своих дочерей ты, конечно, не получишь…

— Это как-то касается моей чести и достоинства?

— Смотря с какой стороны посмотреть, герцог… Внешне это все будет выглядеть достойно, а вот за то, что это будет именно так на самом деле, не поручусь…

— Я могу сейчас, пока, Вы не объяснили смысла предложения отказаться?

— Можешь… я отпущу… — едва заметно кивнул король, — только не забудь, я злопамятен, и то, что я почти не мстил тебе тогда, объясняется лишь одним…

— Я знаю чем, не надо объяснять, — прервал его герцог и после небольшой паузы добавил: — К тому же, как я понял, сейчас речь идет о будущности моих дочерей.

— Да, — глубоко вздохнув, согласно наклонил голову король, — я верну в твои владения все графства, которых лишил тебя, а твоим дочерям то положение в обществе, которого они достойны, и не только это… Ты будешь приближен ко двору, у тебя будет все… все, о чем только можно мечтать… Кроме одного: свободы действий. Но ее, как ты должен понимать, нет ни у кого, даже у меня…

— Я должен стать супругом Вашей фаворитки? — глядя в глаза королю, напрямую спросил герцог.

Король не отвел глаз.

— Я бы очень хотел сказать тебе «да» уже сейчас, — тихо проговорил он. — Однако отвечу честно: пока она не моя. Но я буду добиваться ее, и ты поклянешься, что не только не будешь мне мешать в этом, но и поможешь… Иначе… иначе… я найду способ отомстить, в первую очередь твоим дочерям, — в его глазах мелькнуло жесткое, тяжелое выражение.

— А если у нее хватит сил противостоять и Вам, и мне?

— Предоставь это мне. Ты будешь лишь четко следовать моим указаниям. Да, и еще… ты пообещаешь, что не будешь ни в чем ограничивать ее… решать все будет она, а также поклянешься, что ваш брак будет лишь номинальным, я надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

— А если она потребует от меня исполнения супружеского долга?

— Не потребует… А если все же потребует, откажешь. Ведь заставить тебя она не сможет.

— Вы хотите, чтобы я предоставил ей полную свободу… А если, воспользовавшись ею, она предпочтет Вам кого-либо другого?

— Герцог, тебе до этого не должно быть никакого дела, — король усмехнулся и, наконец, сел в кресло напротив него. — Твоей супругой она будет лишь номинально, и никаких прав у тебя на нее не будет… и ты знаешь об этом заранее… и согласишься с этим, потому что иначе твои дочери в лучшем случае закончат свою жизнь в монастыре, уж я постараюсь… поверь мне.

Король помолчал немного, а потом спросил:

— Так ты согласен?

— Вы не оставили мне выбора, государь… — герцог отвел взгляд. — Только как же Вы будете, лишив меня чести, полагаться на мое честное слово?

Король вдруг рассмеялся и откинулся на спинку кресла:

— Алекс… герцог, позволь я буду так тебя называть… Раз уж быть тебе моим ближайшим придворным.

Герцог лишь кивнул.

— Так вот, Алекс, я давно никому не верю… Этот разговор с тобой и твоя клятва — скорее дань твоим понятиям о чести, чем моим… Тебе проще сдержать такую клятву, чем выполнять все то же из-за страха и опасений о судьбе дочерей. Они ведь все будут жить при дворе, или там, где пожелает твоя будущая супруга, но в любом случае ни одной я не позволю покинуть пределы государства, моего государства, заметь… Я понятно объяснил?

— Да, Ваше Величество, — Алекс Тревор покорно склонил голову. Он принимал условия сделки. Восемь лет суровой нужды, если не сказать, нищеты, и ответственность за судьбу дочерей сломили его. Поэтому сейчас потенциальная измена неизвестной ему будущей супруги, казалась ему чем-то несоизмеримо малым по сравнению с возможными злоключениями собственных дочерей, которые и так настрадались из-за его решения отстоять честь их матери. Он отчетливо осознавал, что стоит только королю сделать знак начальнику охраны, как тут же какой-нибудь отряд стражников ворвется в его родовой замок, после чего его дочерям останется лишь посочувствовать…

— Тогда я жду твоей клятвы.

— Я клянусь, мой государь, что не посягну на честь моей будущей супруги и предоставлю Вам и ей полную свободу действий, — герцог Тревор клятвенно поднял руку.

Король величественно поднялся с кресла:

— Пойдем, я представлю ее тебе…

Они долго шли по коридорам полутемных анфилад дворца. Вытягивающаяся при их приближении стража услужливо распахивала двери. Наконец они подошли к массивной двери, у которой стояли два охранника.

— Ее Светлость ела сегодня что-нибудь? — спросил король вышедшую служанку.

— Нет, Ваше Величество, — присела перед ним та и, низко склонившись, всхлипывая, добавила: — Сегодня тоже нет… Я уговаривала, я плакала и говорила, как Вы велели, что меня накажут, если она не поест, но она так и не поднялась с колен, ни словечка не сказала и не взяла ничего. А ведь уже десятый день пошел…

— Понятно… — мрачно протянул тот и, рывком распахнув дверь, вошел.

Герцог вошел следом. У дальней стены на коленях перед распятием, спиной к ним стояла женщина в платье жемчужно-серого цвета, с распущенными каштановыми волосами, которые, словно тяжелый, блестящий плащ, струились по ее плечам и спине до самого пола.

— Все молишься? — плотно закрыв массивную дверь, спросил у нее король. — Надеешься, что если будешь голодать, молитва будет действеннее?

Та медленно поднялась с колен и обернулась, мельком взглянув на герцога Тревора, который тут же пораженно замер, так она была прелестна. Высокий умный лоб, коралловые губы, изысканный излом бровей, подчеркивающих большие, миндалевидные, темно-синие глаза, в бездонном и завораживающем взгляде которых легко можно было утонуть. А когда она повернулась к королю и мелодично заговорила, Алекс Тревор понял, что его сердце окончательно пленено и застыл не в силах ни пошевелиться, ни оторвать от нее взгляд.