Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!»

Ознакомительный фрагмент

Как, кстати, и за рекой. Теперь я четко различал темные силуэты высоких деревьев на фоне более светлого неба. Но больше всего меня ужаснуло не это, а отсутствие звуков.

Вы не замечали, что человека в первую очередь выдают звуки? Машина проехала. Залаяла собака. Хлопнула дверь. Прозвучали обрывки разговора, смех.

Я стоял посреди леса. Это знание пришло вместе с небольшим, но все же опытом турпоходов, имевшимся у меня. Только в лесу может быть так. На берегу лесной речки, где на многие километры вокруг нет человеческого жилья.

Я почувствовал, что меня охватывает паника, которой почти невозможно не поддаться, паника, рождающаяся из страха перед необъяснимым…

…– Олег! Оле-ег!

Танюшка кричала совсем недалеко, за деревьями, и я опрометью бросился на ее голос, даже сам не соображая, куда и зачем бегу. Я бежал не на ее голос, а на человеческий голос во внезапно и страшно изменившемся мире.

Мы врезались друг в друга, как два пушечных ядра, вцепились. Поняли, что это по-настоящему, – и застыли, немного отойдя от всплеснувшего тяжелой волной ужаса. Лично я совершенно не думал, что сбылась моя мечта – я обнимаю эту девчонку. Похоже, Танюшка – тоже. Ее колотило, хотя за прошедший год я убедился, что она смелая и решительная.

Нет, такой она и осталась. Я понял это быстро. Девять из десяти других девчонок впали бы в неконтролируемую и дикую истерику. Танька, продолжая дрожать, отстранилась и вполне твердым голосом изложила:

– Олег, шоссе нет. И остановки, и домов – вообще ничего, только лес. Я туда чуть-чуть прошла, а потом… – Она смутилась, но с усилием закончила: – Потом я испугалась и побежала.

– А я испугался так, что и побежать не мог, – признался я. – Стоял и головой крутил.

Она отстранилась и провела ладошкой по глазам – я понял: все-таки плакала. Но голос у Таньки по-прежнему был деловитым и собранным:

– Я так и не поняла, что случилось. А, Олег?

Я немного приободрился. Танька любила Грина, но не особенно жаловала классическую НФ, до которой я был большим охотником – разные там «проколы», «переходы» и «гиперы» зароились у меня в сознании… пока до меня не дошло, что это – по-настоящему… и это случилось с нами.

Тут уже мне захотелось позорно зареветь. Но я собрал в кулак всю волю, которая у меня нашлась, и мужественно сказал:

– По-моему, Тань, мы попали… ну, вроде как в параллельный мир. Смотри – речка, холмы, все, как у нас, а людей нет…

На меня опять сошел романтический стих, но Танька вернула меня на землю, тихо сказав:

– А как же… наши? Папка… он же меня ждет, и твои…

На миг я представил себе, что мама, должно быть, уже ищет меня, и дед с бабулей, наверное, тоже… и снова удержал себя от слез. Смутно я чувствовал – мне сейчас надо быть сильным, потому что Танька – девчонка. Но она решительно сказала:

– Я не знаю, правильно ты говоришь или нет, но мы должны попробовать выбраться.

– Согласен, – кивнул я. – Только, Тань, надо ждать утра. Тогда мы хоть осмотреться сможем.

Мне повезло с девчонкой. Опять-таки девять из десяти уперлись бы рогами и начали требовать немедленных поисков выхода. Танюшка кивнула мне в ответ:

– Да, наверное… Олег. – Голос ее дрогнул. – Мы обязательно должны выбраться. Папка не сможет без меня, он… – Наверное, она заметила, как у меня дрогнуло лицо, потому что поспешно сказала: – Прости, я больше не буду про это.

– Да ладно, – вздохнул я. – Знаешь, надо, наверное, найти дерево, не ночевать же на земле. Если это лес, да еще рядом с рекой, то на водопой разное может прийти.

– Давай искать, – согласилась Танька, – только не расходиться…

…В роще росли тополя и вязы, но там, где в нашем мире начинался подъем на Бугор, плотно стояли дубы, невысокие, с грубо-трещиноватой корой, раскидистые. Одеты мы были подходяще: я – в хороший гэдээровский спортивный костюм, синий с красным и белым, с подсученными рукавами, легкие белые туфли с мягкой подошвой и белую спортивную майку. Танюшка – в кроссовки, джинсы и ковбойку. Справа на речке – на том берегу, правда, – началось какое-то движение, послышались неясные звуки, и мы не стали медлить с выбором: я подсадил Таньку на нижнюю ветку, потом вскарабкался сам.

Нам повезло. Метрах в пяти от земли ветви расходились широким веером, образовывая круглую площадку метров двух в диаметре, усыпанную пружинящим слоем трухи. Мы сели на этот упругий матрас… и Танюшка наконец заплакала. Я приобнял ее, с трудом удерживая слезы и с отчаянием думая, что надолго меня может и не хватить.

Кажется, мы так немало просидели. Еще несколько часов назад я мечтал об этом… Потом Танюшка, похоже, уснула, и я уложил ее – осторожно, прикрыв сверху своей курткой. Стало холодно, но одновременно потянуло в сон, и я прилег ближе к «стенке», не опасаясь свалиться – сучья были мощные и частые. Сунул руки под мышки и сонно выругал себя, что не догадался наломать каких-нибудь веток или хоть травы нарвать.

Кажется, я отрубился именно на этой мысли. И проснулся в темноте от того, что Танька меня трясла за плечо – сильно, но тихо.

– Тань… ты почему?.. – забормотал я, не сразу проснувшись, но отметив по звездам, что уже часа два.

– Олег! – Голос Таньки оставался спокойным, но это было спокойствие ужаса. – Внизу кто-то есть.

Я перевернулся на другой бок и, затаив дыхание, высунулся между двух сучьев.

Бесформенная темная масса тихо шевелилась внизу, почти не издавая звуков – лишь временами слышалось легкое похрипыванье, словно у этого существа были неполадки с дыханием.

Двигая только правой рукой, я полез в карман и, достав складной нож, открыл лезвие. Машинально, не потому что надеялся на него, как на оружие. Просто слишком страшно было не иметь в руках вообще ничего, когда за спиной – Танюшка.

Существо не уходило. В голове было кипящее крошево из обрывков мыслей. Если полезет – надо бить по лапам или глазам… если у него есть лапы или глаза… если это вообще не что-то из «Хранителей»… вот бы мне мой охотничий нож…

Танюшка молчала, но я не был уверен, что ее надолго хватит. И я резко ослабел (так, что зашумело в ушах), весь вспотев, когда эта бесформенная тень плавно скользнула в темноту и бесшумно в ней растворилась.

Руки у меня позорно дрожали, я даже не смог сразу закрыть нож, а потому так и положил рядом раскрытым. Танька снова прижалась ко мне, и на этот раз мы легли уже спина к спине, укрывшись моей курткой. Я лежал с открытыми глазами, ощущая, как бьется у девчонки сердце, и вслушиваясь. Страх не отпускал, бродил рядом, карабкался по дереву и усаживался на ветвях, покачивавшихся под его тяжестью.

Так страшно мне не было даже в недавнюю мою одинокую ночевку в лесу. Может быть, потому что сейчас я боялся не только за себя.