Забираю вас себе! - Тина Солнечная

ровно, внимательно, так, как смотрят те, кто слишком хорошо знает свою роль и цену молчания.

Он не задавал вопросов. Не пытался понять, что со мной случилось. Он ждал только одного — команды. Как и всегда.

И я её дала. Повернула голову к сероглазому рабу, чья спина пылала кровавыми полосами, и, едва осознавая свои действия, указала пальцем:

— Уведи его, — голос сорвался с губ почти шёпотом, но этого оказалось достаточно. — Мне... надоело.

Мужчина молча наклонился, поднял сероглазого за плечи — тот едва держался на ногах, но даже сейчас умудрился посмотреть на меня с той самой ледяной яростью, в которой плескалось слишком много гордости для человека в крови и оковах. Я отвела взгляд. Не потому что испугалась. Потому что не знала, кто из нас двоих больший пленник.

Они ушли. Дверь за ними закрылась с глухим щелчком.

Я осталась одна. В чужом теле. В доме, который видела лишь отрывками, словно кусками мозаики. С затаённым страхом в груди и без малейшего понимания, что делать дальше.

Закричать? Сломать этот фарс? Заорать на весь дом: «Вы все свободны!»?

Господи, как же хотелось. Я чувствовала, как в горле подступает ком, как желание сорвать с себя маску жестокой госпожи било в висках.

Но я промолчала. Потому что нельзя.

Я вспоминала тот единственный разговор... Почти шёпот в роскошной комнате, пропахшей духами и холодом. Лицо женщины, такой похожей на хозяйку этого тела, только старше и страшнее в своей безупречной холодности. «Запомни, девочка... Если ты хоть одного отпустишь — я убью их всех. Никто не должен знать, какая чернота у тебя внутри. Позор не должен выйти за стены этого дома.»

Это был один из редких эпизодов сна, где появилась мать. Я тогда ещё удивилась — неужели у неё была семья? Но теперь эти слова звенели в ушах, заставляя сжиматься от страха.

Не то чтобы их души были светлее. Нет. Просто так было положено. Фасад благородства. Витрина из шелков и драгоценностей, за которой прятался гнилой мир.

Если она убивает рабов за малейшую угрозу репутации... что она сделает с самозванкой в теле своей дочери?

Я даже думать не хотела об этом.

Хуже было другое. Я не знала, насколько надолго я здесь. Не знала, когда или вернусь ли вообще в своё прежнее тело. И главное — я не знала ничего о жизни этой девушки. О её правилах, связях, привычках.

Этот дом был для меня лабиринтом, по которому я бродила вслепую, зная лишь, что за каждым углом может ждать ловушка.

Я опустилась обратно на пол, обхватила себя руками, чувствуя, как дрожат пальцы. Сердце стучало слишком громко, а мысли путались, как узлы.

Что дальше? Как жить в теле монстра, если каждый неверный шаг может стать последним?

Ответа не было.

Глава 1

Я не могла сидеть на этом холодном полу вечно. Да и оставаться в этом зале, пропитанном запахом крови и боли, казалось мучением похлеще плети. Нужно было двигаться. Куда-то. Куда — я не была уверена. Но если и есть место, где можно собраться с мыслями и спрятаться хотя бы на время, — это спальня.

Я видела её. Иногда. Во снах. Просторная комната с массивной кроватью и зеркалами, в которых хозяйка этого тела с удовольствием любовалась собой... или давала полюбоваться другим, когда приказывала рабам стоять на коленях у изножья. Меня передёрнуло от воспоминания.

Вот только дорогу туда я не знала. Все эти годы я видела дом лишь фрагментами — как режиссёр, что снимает сцены жестокости, не показывая декораций.

Я поднялась на ноги. Тело слушалось, но казалось тяжёлым, будто отягощённым не только плотью, но и грехами той, чьё имя я даже не знала.

Шаг. Другой. Высокие двери распахнулись легко, словно признавая во мне хозяйку. Коридор встретил меня звенящей тишиной и прохладой мраморного пола.

Дом был роскошен. Не просто богат — вычурно, демонстративно шикарен. Стены украшены тканями, картины в золочёных рамах, по углам — изящные статуэтки, изображающие то ли богов, то ли демонов. Я провела рукой по холодной поверхности ближайшей колонны и вздрогнула — под пальцами почувствовалась странная шершавость. Присмотревшись, заметила тёмные пятна. Засохшая кровь.

Роскошь тут соседствовала с насилием так естественно, словно иначе и быть не могло.

Я двигалась наугад, стараясь идти уверенно, как бы шёл тот, кто привык приказывать. Но сердце предательски колотилось, стоило мне услышать шаги — далеко, в другом крыле дома. Пока никто не пересекался со мной, но я знала — долго так не продлится.

Поворот за поворотом открывали передо мной новые коридоры, такие похожие друг на друга, что я начала терять ориентацию. Тёмное дерево панелей, ковры с замысловатыми узорами, тяжелые портьеры, скрывающие окна. Всё выглядело так, будто здесь всегда царит сумрак, даже среди бела дня.

На одном из столиков я заметила вазу с увядающими цветами. Лепестки уже осыпались, но никто не спешил заменить их свежими. Отличный повод выпороть одного из слуг. Это мысль ворвалась в сознание сама собой и я поспешила прогнать ее так быстро, как смогла.

Проходя мимо одной из дверей, я мельком заглянула внутрь — комната для приёмов. Пышная мебель, камин, и... кандалы, аккуратно висящие на стене, как декоративный элемент. Я поспешила пройти дальше, стараясь не задумываться, кого здесь «принимали». Благо воспоминаний из этой комнаты у меня не было.

Наконец, впереди показалась та самая дверь. Тёмное дерево, кованая ручка в форме змеи и знакомое предчувствие. Я видела её раньше. Это была она — спальня.

Я глубоко вдохнула, собираясь с духом, и толкнула дверь.

Комната встретила меня той самой роскошью, что всегда прятала под своим дорогим покрывалом ледяную суть хозяйки этого тела. Просторная, утопающая в бархатах и шелках, она больше напоминала зал для поклонения, чем место для отдыха — здесь всё кричало о власти и превосходстве. Высокая кровать с тяжёлым балдахином, резное изголовье, украшенное змеями, сплетающимися в мрачном танце вокруг чужой шеи — напоминание о том, кто здесь охотник, а кто — вечная жертва. Стены, затянутые дорогими тканями, скрывали холод камня, а где-то между ними расставлены зеркала — те самые, в которых Лея с нескрываемым удовольствием разглядывала своё отражение, наблюдала за изгибами собственного тела и за тем, как у её ног, опустив головы, стояли рабы, не смеющие даже дышать громко в её присутствии.

Я скользнула мимо одного из таких зеркал, поймав на секунду своё отражение — то самое лицо,