Дмитрий Морозов - Штрафбат магического мира

Ознакомительный фрагмент

Барон с упоением смеялся, утирая слёзы удовольствия.

— Там же, куда и стремился! В моём замке! До тех пор, пока я не выясню точно, куда ты шёл, полежишь тут. А то можно вернуть в давилку, её уже приводят в порядок. Ты как, не против? — И, заметив крупную непроизвольную дрожь у своего пленника, вельможа вновь захохотал. Впрочем, сейчас его веселье длилось недолго: внезапно взгляд стал колючим, глаза, как два стальных шила, впились в лицо узника.

— Кто? Как зовут? Куда лез? Отвечай правдиво и останешься жив. Сегодня ты меня развлёк, я доволен, однако не испытывай удачу: моего расположения легко лишиться!

— Я ни в чём не виноват! То есть виноват, конечно, но, господин барон, я не хотел ничего плохого! Я… — Пауза. Никто не спешит сознаваться в собственных грехах, стоит замешкаться и засмущаться.

— Говори! Или боль в сломанных плечах покажется раем! Мои мастера топора знают тысячи более серьёзных пыток!

— Я… Я лез не к вам. Я хотел увидеть вашу дочь! Я люблю её!

Барон откинулся и опять заухал, с упоением хлопая себя по бокам.

— Ну насмешил… ладно, отдыхай. Завтра продолжим. Если правда — не обижу, даже вылечу, слово даю! А я уж думал, моя коза ни на что не пригодна.

Стальная дверь гулко хлопнула, заскрежетали, закрываясь, замки.

Боль, злорадно подхихикивая, вернулась, наполняя собой то месиво, в которое превратились локти и плечи. Попытка пошевелить пальцами рук едва вновь не ввергла в беспамятство, и оставалось лишь терпеть, не пытаясь уснуть и забыться — злая насмешница, наполняющая его тело огнём, не позволила ему даже этого. Спрятаться можно было лишь в память.

Война, которую вельможи сразу нескольких королевств окрестили «столетней», длилась действительно очень долго. Настолько долго, что в хуторах, наполовину обезлюдевших, уже никто и не помнил её начала. Крестьяне рождались, жили и умирали, слушая сообщения о битвах и потерях, об отважных генералах и вероломных противниках. Впрочем, жизнь во время войны — впроголодь, когда забирают для снабжения армии припасы и всех мужчин, способных держать оружие в руках — такая жизнь была очень короткой. Хутора были тихими и печальными, словно ни во что хорошее никто уже не верил.

Когда в одной из таких деревень появился чужак, это не вызвало ни волнения, ни интереса. Даже красные пятна на его лице — признак возможной заразы, — не вывели людей из апатии. Все равнодушно запирали перед ним дверь, не попытавшись ни прогнать, ни помочь. Человек, с трудом переставляя ноги, шёл от одного дома к другому, стучал тихонько: на серьёзный, требовательный стук давно не осталось сил — и, постояв, шёл дальше.

Почему ему открыл Ладар, сирота, одиноко живущий на отшибе? То ли потому, что отец его сгинул на войне господ, или потому, что, похоронив мать и младшую сестрёнку, он перестал бояться смерти и, возможно, ждал её с нетерпением? Но это решение изменило всю его жизнь.

Бродяга не был заразен. Он вообще не был болен, хотя и медленно умирал. В нём неспешно развивалось отложенное заклинание — особо изощренный способ казни, которым маги любили заряжать свои ловушки. Обычно, попав под действие «медленной смерти», человек умирал около недели — мучительно и страшно, съедаемый изнутри. Путник протянул полгода. Он был магом, хотя и слабым, и до последнего момента мог блокировать действие чар — блокировать, но не остановить. А ещё он был вором. Ладар на эти полгода стал его нянькой, сиделкой, кормильцем, а заодно и учеником.

— Тебе крупно повезло! — не раз говорил ему случайный учитель, назвавшийся Дирилом Риксом, приходя в себя после очередного приступа. — Повезло дважды: во-первых, что у крестьянского парня вообще обнаружился магический дар, а во-вторых, что он недостаточно велик, чтобы привлечь внимание чародеев-поисковиков. Иначе тебе, с твоим происхождением, век сидеть на посылках у какого-нибудь заштатного чиновника, и это в лучшем случае! Могут сделать и рабом маны! А так у тебя есть шанс стать вполне самостоятельной фигурой. Хочешь быть рисковым и богатым, малыш?

Ладар не хотел воровать. Но влачить жалкое существование в медленно умирающей деревне он тоже не хотел. Потерявший смысл жизни, юный крестьянин был свободен — и одинок. Предложенный путь был таким же.

Половицы чуть слышно скрипнули, и парень замер. В домах богатеев никогда не знаешь, чем обернётся даже малейшая оплошность — иногда вот такой невинный скрип половицы лунной ночью способен вызвать стража-демона, или тёмную нечисть, или ещё что-нибудь магически опасное, о чём на промысле лучше не поминать. Несколько долгих ударов сердца он стоял, весь обратившись в слух, приглушив остальные чувства, кроме самого важного — того, которое должно позволять ему обчищать дома финансовых магнатов, несмотря на их обращения к магии.

Закрыв глаза, мысленно потянуться, вызывая внутреннее облако энергии. Сформировать из него щуп или создать лёгкий туман — это всё, что он пока мог. Но щуп был незаменим при активном поиске, а туман способен обнаруживать чужую магию. Внимательно изучив его завитки, шагнул вперёд — и чужое заклинание больно щёлкнуло его по носу.

— И это мой ученик! Ты не в состоянии украсть горбушку со стола у умирающего! Попасться на самый примитивный сигнальный капкан! — Дирил был, как всегда, недоволен. Да, энергия этой ловушки была спрятана в стороне, тут была только сигнальная нить. Но твоих способностей должно было хватить, чтобы её заметить!

— Я устал! Перед этим я уже заметил и обезвредил три твоих головоломки! Это мой рекорд!

— Устал он… Не нужно было обезвреживать, вот и не устал бы! Всё равно реальную ловушку, поставленную полным сил магом, тебе не одолеть! Обойти нужно было, и все дела! В настоящем деле вместо щелчка по лбу ты получил бы феербол, или ледяную стрелу, или ещё какую-нибудь пакость вроде той, что сидит во мне! Никогда не расслабляйся!

— Дирил… Можно задать тебе вопрос?

Ещё в первый день знакомства, когда робеющий паренёк, увидев дорогую одежду незнакомца, попытался обратиться к нему как к господину, тот пресёк это в самых энергичных выражениях, требуя, чтобы к нему обращались как к равному. С тех пор Ладар так и делал, хотя при обсуждении важных вопросов немного и смущался.

— С каких пор для этого тебе нужно моё разрешение? Каждый раз, как я прихожу в сознание, я только и слышу, что твои вопросы.

— Может быть… Но сейчас я хочу спросить — почему ты не боишься смерти? Да ещё вроде как и посмеиваешься — над ней и над собой?

— Посмеиваюсь? Нет, скорее подшучиваю. Смерть слишком прекрасна, чтобы над ней смеяться.