Брендон Мулл - Пленник Забытой часовни

Кендра чуть не подавилась; она закашлялась, и горячий шоколад разбрызгался по столу.

— Так вы — наяда?!

— Да… точнее, была ею когда-то.

— Вы стали смертной?

Лина рассеянно вытирала со стола шоколадные брызги.

— Если бы я могла повернуть годы вспять, я бы снова поступила точно так же… Наша совместная жизнь действительно была сплошным праздником. Пэттон управлял «Дивным» пятьдесят один год, а потом передал пост племяннику. Выйдя в отставку, он прожил еще двенадцать лет — умер в возрасте девяноста одного года. И до самого конца сохранял острый ум. Вот как полезно жить с молодой женой!

— Как вышло, что вы до сих пор живы?

— Я стала смертной, но годы берут надо мной верх постепенно, медленнее, чем над обычными людьми. Когда я сидела у гроба мужа, я выглядела, наверное, всего лет на двадцать старше, чем в тот день, когда вытащила его из воды. Мне неприятно было выглядеть такой молодой, в то время как его бренное тело все старело и слабело. Хотелось сравняться с ним… Конечно, теперь, когда я больше выгляжу на свой возраст, такие проблемы меня уже не так волнуют.

Кендра отпила еще горячего шоколада. От волнения она почти не чувствовала его вкус.

— Как вы жили потом… после того, как ваш муж скончался?

— Решила познать все радости смертных. Я дорого заплатила за то, что стала человеком. Мне захотелось посмотреть мир, и я отправилась путешествовать. Где я только не побывала! И в Европе, и на Ближнем Востоке, и в Индии, и в Японии, и в Южной Америке, и в Африке, и в Австралии, и на островах Тихого океана. Пережила множество приключений. В Великобритании поставила несколько рекордов по плаванию — и то приходилось нарочно плыть медленнее, чем я могла, иначе у публики и судей возникли бы ненужные вопросы. Побывала художницей, поваром, гейшей, воздушной гимнасткой в цирке, медсестрой… У меня было много поклонников, но я так больше никого и не полюбила. Наконец путешествия мне наскучили, и я вернулась домой, в то место, которое мое сердце никогда не покидало.

— Вы когда-нибудь ходите на озеро?

— Только мысленно. Приближаться к озеру для меня опасно. Мои сестры презирают меня — подозреваю, что втайне они мне завидуют. Если бы они увидели меня сейчас, вот бы поиздевались над моими морщинами! Сами-то они с тех пор не состарились ни на день. Зато я пережила много такого, о чем они и понятия не имеют. Да, я познала страшную боль, но вместе с ней — и настоящие чудеса.

Кендра допила шоколад и вытерла губы.

— А что чувствуют наяды?

Лина рассеянно посмотрела в окно:

— Трудно сказать. Я часто задаюсь этим вопросом. Понимаешь, смертным стало не только мое тело, преобразился и разум. Теперь мне гораздо больше нравится моя теперешняя жизнь, но, наверное, все дело в том, что я сама изменилась. Быть человеком — значит жить совершенно по-другому. Человек острее чувствует течение времени. В озере я была всем довольна. Меня ничто не тревожило. Наяды живут по человеческим меркам очень долго — тысячи и тысячи лет. Они не вспоминают о том, что было, и не думают о будущем. Они заняты лишь одним: поиском развлечений. Как правило, они их находят. Наяды не копаются в себе, не занимаются самоанализом. Сейчас прежняя жизнь кажется мне очень далекой. Она для меня как расплывчатое пятно… Нет, как один миг. Мгновение, которое растянулось на тысячелетия…

— Но ведь вы могли жить вечно! — воскликнула потрясенная Кендра.

— Наяды — не совсем бессмертные существа. Они не стареют. Если бы озера и реки существовали вечно, наверное, кто-нибудь из наших и жил бы в них до скончания века… Сейчас мне трудно судить. В озере я не жила в полном смысле слова — во всяком случае, не в том смысле, как жизнь понимают смертные. Скорее, я спала.

— Ух ты!

— По крайней мере, такое существование я вела до того, как встретила Пэттона. — Лина как будто опомнилась. — Я начала с нетерпением ждать его, а когда он уходил, вспоминала о нем… Наверное, это и стало началом конца.

Кендра покачала головой:

— А я-то думала, вы обычная экономка — полукитаянка!

Лина улыбнулась и прищурилась:

— Пэттону очень нравились мои глаза. Он уверял, что и влюбился в меня из-за их формы и разреза…

— А кто такой Дейл? Бывший предводитель пиратов?

— Дейл — самый обычный человек. Он троюродный брат вашего деда. Стэн ему полностью доверяет.

Кендра посмотрела в пустую кружку. На дне скопился шоколадный осадок.

— Я хочу спросить, — сказала она, — только, пожалуйста, ответьте мне честно.

— Если смогу.

— Бабушка Соренсон умерла?

— С чего ты взяла?

— По-моему, дедушка все время что-то выдумывает. Где она? В заповеднике жить опасно… Дедушка уже обманывал нас насчет леса и всего остального… По-моему, он просто не хочет говорить нам правду, хочет оградить нас от страшного.

— По-моему, ложь ни от чего не способна оградить.

— Значит, бабушка все-таки умерла?

— Нет, она жива.

— Она — ведьма?

— Нет, она не ведьма.

— Она в самом деле сейчас в Миссури, у тетки, которую я не помню, как зовут?

— А об этом тебе пусть лучше расскажет дедушка.

Сет обернулся через плечо. Помимо фей, кружащих у него над головой, в саду как будто никого не было. Дедушка и Дейл давно куда-то ушли. Лина в доме вытирала пыль. Кендра занималась какими-то нудными девчачьими делами. Он заранее приготовил «аварийную коробку», в которую положил еще кое-что. Операция «Водяное чудище» начинается!

Он нерешительно шагнул с лужайки в сторону леса, то и дело озираясь и ожидая, что из чащи на него набросятся оборотни. Впереди летали несколько фей — их было гораздо меньше, чем в саду. А в остальном все выглядело как обычно.

Сет зашагал вперед, стараясь не сбиваться с шага.

— Ты куда?

Сет круто развернулся. Кендра, подбоченившись, стояла у живой изгороди. Сету пришлось вернуться.

— Хочу взглянуть, что на самом деле творится на озере. Посмотреть на этих на… наяд и на все остальное.

— У тебя что, совсем мозги расплавились? Разве ты не слышал, что вчера говорил дедушка?

— Я буду осторожен! Не подойду близко к воде.

— Они тебя убьют, и это не шутка! Затащат на дно и утопят! Это тебе не клещи. Дедушка не зря запрещает нам ходить туда.

— Взрослые вечно суетятся по пустякам, — возразил Сет. — Придумывают всякие запреты, потому что считают нас несмышлеными младенцами. Ты вспомни. Мама тоже вечно беспокоится, что я играю на улице. Но я все равно там играю. Ну и что? Ничего. Я смотрю по сторонам. Когда приближается машина, я отхожу…

— Здесь все по-другому!