Виталий Башун - Кусты для Рояля

Лавировали и тормозили корабли с помощью все тех же парусов. Для полетов внутри звездных систем, маневров на околопланетных орбитах и для стыковок с другими кораблями, в том числе орбитальными базами, имелись гравитационные двигатели, позволяющие развивать скорость до двадцати пяти тысяч километров в секунду.

От идеи парусов человеческий гений закономерно перешел к любимым игрушкам. То есть научился создавать плоское поляризованное силовое поле, родственное парусу, но значительно от него отличающееся. Кривые линии почему-то совсем не хотели работать при формировании силового поля, поэтому не получались ни купола, ни дуги, а только плоскости. Ну иногда, вспоминая квадратуру круга отдельные исследователи умудрялись сделать нечто вроде купола, но как только количество углов превышало шесть, потребление энергии прирастало с сумасшедшей, воистину космической, скоростью. Так что, прямоугольник и ромб царили в этом мире прямых. В результате появились прямоугольные или треугольные щиты и многослойная броня из современных пластиков, устойчивых даже к солнечным температурам и почти не замечающую пулю со стальным сердечником. Особенно если над доспехами поработают маги или ведьмы. Скорострельные пулеметы до сих пор использовались, несмотря на эффект отдачи, в невесомости весьма чреватый последствиями.

В результате ручное оружие пехоты стало столь же эффективно, как в древности свинцовые шары пращников против закованных в сталь пехотинцев. То есть концентрированным залпом можно было поразить от одного до пяти процентов нападающих, но и только. Исключение составляли артсистемы, из которых стрелять по отдельному пехотинцу, что из пушки по воробьям. Причем в буквальном смысле. Или снайперские комплексы специально на то предназначенные, но требующие немалой выучки.

Зато силовые мечи и кинжалы рубили и кололи броню не хуже, чем древние сабли и шпаги войлочные доспехи. Опять же за исключением обработанных магами или ведьмами. А уж боевых дронов и роботов крошили на металлолом не хуже, чем топор мясника говядину. На вид мечи и кинжалы в неактивном состоянии представляли собой тонкие прутики стандартной длины. Мечи — около метра. Кинжалы — до сорока сантиметров. Рукояти были одинаковы и скрывали аккумуляторы. В момент активации можно было выбрать один из встроенных вариантов конфигурации и превратить меч в ятаган, если нужен был эффект протяжки лезвия и соответственно рубки-резания материала, или в рапиру (кончар), если предпочтительнее было колоть, чем рубить. Понятно, что кончар, имеющий минимум углов, мог работать в несколько раз дольше ятагана или, например, кхукри, с наибольшим числом мелких углов, делающих лезвие скорее изогнутой пилой, чем старинное плавно выгнутое кузнецом оружие. Иногда уменьшение ресурса более чем в пять раз бывало оправдано. По умолчанию конфигурация была примером — стандартной прямой шпаги.

Некоторые мастера носили два меча с программами объединения в единое длинное оружие, наподобие древней двусторонней глефы. Они, словно адская мельница, врубались в ряды врагов так, что только ошметки тел летели по сторонам.

С изобретением силового меча моментально во весь рост стала проблема подготовки бойцов. Как показала практика боев, надеяться на то, что боеприпасов и времени на разрушение доспехов противника хватит, было, мягко говоря, авантюрой. Противная сторона мало того, что вела ответный огонь, но достигнув линии обороны, начинала орудовать мечами и кинжалами, противопоставить которым в ближнем бою оказалось совершенно нечего.

Стали возрождаться школы рукопашного боя, а орды архивариусов спешно кинулись перетряхивать банки данных и пыльные хранилища документов в поисках любых упоминаний об искусстве фехтования. А работорговец, первым догадавшийся похищать людей с варварских планет стал миллиардером. Опыт варваров тщательно изучался, анализировался, обобщался и служил основой для компиляции обучающих шаров. Однако настоящие мастера мечного и ножевого боя попадались крайне редко и, как правило, они не владели в полной мере методикой физической и психологической подготовки. Поэтому зачастую их искусство так и оставалось тайной для исследователей.

Таким образом, все воины ушли с аукциона по двенадцать с половиной тысяч оро за голову. Прислуга пошла за три — четыре тысячи оро. Единственной, кого оценили выше солдат — в семнадцать с четвертью тысяч оро — оказалась Линда. Однако почти до самого окончания торгов покупателя не находилось. Нет, желающих купить экономку по цене горничной было хоть отбавляй, но опытный продавец, рыжеватый и носатый мужчина-человек среднего возраста, нанятый старпомом за процент от сделки, не соглашался ни в какую.

Штефан также был тут. Трезвый и… нет, не злой, а тоскливый. Он стоял рядом с проблемным рабом и нервничал. Уже два дня ни капли во рту, и вместо того, чтобы с наслаждением надираться в знакомом портовом кабачке, он вынужден по требованию этого самого продавца околачиваться поблизости, поскольку в любой момент может потребоваться консультация специалиста, непосредственно работавшего с материалом. Речь, восхваляющая достоинства тупицы, почти дебила, была давно готова и проговорена десятки раз, но пока оставалась невостребованной.

Незадолго до закрытия в зал торгов вошла странная фигура.

Седой старик с волосами до плеч и длинной белой бородой был одет в затрапезную, прожженную в нескольких местах рабочую мантию алхимика. На голове старика красовалась академическая шапочка без эмблемы соответствующей академии.

Странная личность с отрешенно задумчивым видом прошла мимо группы троллей, продаваемых на тяжелые работы, миновала, не взглянув, стайку эльфиек — будущее украшение высококлассного борделя или одинокого богача — и также, не удостоив вниманием, прошаркала рядом с вампиром, который продавал самого себя в телохранители. Многие интересовались, но, услышав цену, уважительно качали головой и спешили дальше. Злой вампир, уже успевший за неделю снизить цену с пятидесяти до тридцати тысяч оро, предупреждающе оскалился на старика, но тот, глядя сквозь зловещую фигуру, чуть не оттоптал клыкастому ноги и почти наступил на плащ(!). Яростное шипение вслед не вызвало ни малейшей реакции.

Алхимик, все также отрешенно глядя в пространство, остановился перед последней парой рабов-людей: бывшей баронессой и ее бывшим слугой, — что-то забормотал и задвигал пальцами, словно что-то с чем-то смешивал. Он не сказал ни слова и никак не выразил своей заинтересованности, но опытный продавец (старпом постоянно нанимала только его) почуял покупателя и проявил некоторую настойчивость. Раньше он, наоборот, демонстрировал полнейшее равнодушие к покупателям, давая понять, что с таким товаром не он их должен искать, а они за ним бегать. И такая тактика себя полностью оправдала прежде.