Анна Клименко - Принцип высшего ведовства

Ознакомительный фрагмент

– Допрыгалась, тварь, – проскрежетал чужой голос, – теперь сдохнешь!

И перед глазами лопнул огненный шар. Все.

– Андрей, – выдохнула я в накатывающую пустоту.

Сожалея. И презирая себя.

Андрей

Серый и сырой весенний день подходил к концу, сумрачной тенью ложась на перепаханный волнами залив. У причала покачивался одинокий буксир, вдалеке, почти теряясь в подступающих сумерках, белел бок баржи. И – чайки, кажущиеся светлыми точками на графитовой воде… Но то внизу, если долго-долго спускаться по старым, местами крошащимся ступеням заброшенной лестницы. Здесь, над морем, шумели проезжающие машины, навязчиво тренькали мобильники, спешили куда-то люди и раздражающе подвывала певичка в ближайшем баре – ее даже видно, если приподняться на цыпочки и заглянуть в пыльное стекло.

Андрей оперся на широкие перила балюстрады и вновь уставился на море. На душе творилось примерно то же, что и на водах залива – грязных, взбаламученных и холодных.

«Что, пробежка по мартовской грязи босиком поднимает тонус?»

Он судорожно вцепился в шершавые перила, как будто мог их раздавить.

Да-а, утренние события шипом засели в сердце. А теперь оно, это никчемное, бестолковое сердце, исходило страхом и беззвучными рыданиями. Словно этим можно было что-то изменить.

«И что она теперь обо мне подумает?»

Андрей вздохнул. Поздно, батенька, пить боржоми. Нужно было вести себя по-человечески. С чистой совестью не бегут, можно было остаться и хотя бы узнать, что нужно проклятым законникам. Но вколачиваемый годами страх взял свое – противный, мерзкий, животный… Как будто, столкнись Андрей с ними во второй раз, и ждало бы его нечто стократ худшее, чем просто смерть…

Он стиснул голову руками, яростно взглянул на какую-то дамочку с пуделем (она тут же предпочла ретироваться), полез в карман за телефоном.

«Ну, что ты ей теперь скажешь? Ах, прости, дорогая, просто так получилось?»

Дорогая…

Это слово вдруг показалось слишком избитым, банальным и залапанным миллионами равнодушных рук. Оно, слово это, совершенно не отражало суть происшедшего за последние дни и перевернувшего все существование циничного ведьмака.

И на самом деле он был готов отдать свою никчемную, нечеловечески длинную жизнь за женщину, оказавшуюся слишком чистой и прекрасной, но, но… Опять-таки, страх. Его никуда не денешь, не выбросишь, как дырявый носок. Он слишком глубоко засел в душе, за все эти годы.

А ведь, не вернись он с Ингой в ту ночь, ничего бы не случилось! Вообще ничего – ни сумасшедшего призрака на балконе, ни распростертой на полу девушки, которую можно было сравнить только с распускающимся цветком лотоса, ни сумасшествия, накатившего и накрывшего с головой, закрутившего в сладком водовороте. Пожалуй, единственной ложкой дегтя было Ингино ворчание о том, что, мол, ее изводят дурные предчувствия, которые неким таинственным образом связаны с Валерией. Но он намеренно пропускал их мимо ушей, стараясь хотя бы на время забыть о том, что Инга прежде всего провидец.

«Ну что, будешь просить прощения?» – он усмехнулся, листая список телефонных номеров.

Будет, еще как будет. На колени станет, только чтобы простила…

– Нет!!!

И невесть откуда взявшаяся Инга повисла на руке.

– Нет, не звони ей! Андрей, погоди, выслушай! – выпалила она в лицо, обдав запахом мартини.

Он глубоко вдохнул. Выдохнул, чтобы немного успокоиться и с ходу не отправить Ингу в нокаут. Все-таки женщину бить незачем, пусть даже и ведьма. Затем негромко спросил, удивляясь тому, каким хриплым стал голос:

– Что еще?

В душе собиралась, бурлила досада – и как это Инга подкралась совершенно бесшумно на своих высоченных каблуках? Неужели настолько задумался, что стал похож на токующего глухаря?

– Андрэ, – глухо пробормотала женщина, наконец отлепившись от него и смахивая назад гладкую челку, – пожалуйста, не звони ей.

– А я-то думал, ревность не для таких как ты.

– Ревность здесь не при чем, – заметила Инга, – ты прекрасно знаешь, что мы всегда были и будем только друзьями, так гораздо спокойнее.

Только сейчас Андрей осознал, что она выглядела какой-то взъерошенной, утратившей обычный лоск, в стареньком черном пальто… С чего бы?

– Я весь город исколесила, Андрэ. Тебя искала, а ты вот где… Не звони своей Лерке, взяли ее.

– Вместо меня?

Инга опустила глаза.

– Не думаю, Андрэ, не думаю. Кое-кто мне уже рассказал, что операция готовилась специально по ее душу, а это значит…

Телефон выпал из разжавшихся пальцев. Но… как такое могло случиться?

– Это значит, что там кто-то очень сильно заинтересовался твоей Лерой, – быстро договорила Инга и умоляюще посмотрела в глаза, – не звони ей больше, Андрэ. Ей уже не поможешь, но себя хотя бы не гробь раньше времени. Ты ведь знаешь, что будет, если опять попадешься? Помнишь ведь, что в твоем случае все непросто, а? Сколько нераскрытых убийств они могут на тебя повесить?

Он быстро отвернулся, лишь бы не видеть белого лица ведьмы, которое стремительно расплывалось в подступающей темноте. Валерия, не дорогая, но любимая… Что такого они могли найти в тебе? Что плохого вообще могла сделать ведьма, еще не дошедшая до финальной стадии инициализации?

Андрей с трудом осознал, что Инга что-то говорит ему, успокаивающе гладя по рукаву.

– Что-то происходит в городе, Андрэ. Говорят, были убийства, но никто не говорит, сколько и где. Еще… говорят, что все это дело рук одного человека, вернее, ведьмы.

– Это невозможно, – прошептал он, – она не могла…

– Никто из нас не знает, что она могла, а что нет, – отрезала Инга, – пожалуйста, пойдем домой. Черт тебя побери, Андрэ, ты же знаешь, что я хотя бы пытаюсь заботиться о тебе!

– Тебе не хватает детей, – выдохнул он.

Наклонился и поднял чудом уцелевший мобильник.

– Возможно, – скривилась Инга.

Когда призраки правы

Свои ошибки признавать по меньшей мере неприятно. Еще более неприятно становится, когда осознаешь – а ведь посиневший самоубийца с балкона оказался прав, все-таки существуют безвыходные положения, из которых выход один. Классический, петлю на шею или бритвой по венам. Н-да. Из каменного мешка размером два на два не сбежишь. Дверь – металлическая, с настоящим тюремным окошечком, глухие стены. Под потолком нервно помигивает и потрескивает круглая люминесцентная лампа.

… Я с трудом уселась на полу, обхватила себя руками за плечи, чтобы немного согреться. По позвоночнику один за другим пробегали сполохи боли, и точно также дергало под ребром. Как же так, а?

Конец ознакомительного фрагмента