Ольга Онойко - Дети немилости

Ознакомительный фрагмент

Я улыбнулся. В свое время Эрдрейари был красавец и сердцеед.

– Лаанга еще не закончил свою работу, – с неудовольствием добавил Онго, щелкая пальцами, – я, откровенно говоря, весьма утомился ждать. Очень хочется выкурить трубочку и что-нибудь пожевать. Надеюсь, тебя не шокирует вид человека в костяной форме.

– Меня даже Лаанга не шокирует. Со своим некромантским чувством юмора.

– Вот и хорошо, – резюмировал Онго, накидывая свой плащ мне на плечи и оценивая вид критическим взглядом. – Иди, Мори. Встречай Эррет. Мы одного роста, в здании различие в пластике движений не так заметно, а на улице...

– На улице меня раскусят, – согласился я, чувствуя, как внутри разгорается азарт. – Живой, надевший плащ поднятого... что обо мне подумают?

– Что ты либо убийца, либо влюбленный, – ответил Онго, подавая мне маску. – Так было и так будет...

И вдруг застыл. Я, не уследив, неловко дернул маску из его рук.

– Мори, подожди.

– Что?

– Мои знаки начертаны на маске, – сказал Эрдрейари. – Но у тебя-то есть живая плоть. И перед тем, как выйти из дома, стоит написать хотя бы «исток».

Я невольно поднял руку к скуле.

Я действительно забыл нанести знаки.

И тут меня самого посетило дурное предчувствие.

Я шел по набережной Яневы навстречу течению.

Плащ Онго бился на ветру; выдайся утро чуть жарче, я бы вспотел, но на холоде мне гулялось вполне уютно. Немногочисленные прохожие не обращали на меня внимания, принимая за офицера Особых корпусов. Я намеревался снять плащ, когда отойду подальше от Данакесты: свернуть в безоконный проулок, сложить тяжелую ткань и припрятать где-нибудь. Но пока мое лицо скрывала маска поднятого, и свежие знаки горели под ней, точно на чернила внезапно открылась непереносимость.

Знаков много. Каждый выбирает те, что понадобятся ему сегодня. Но «исток» наносят все: с него начинается лицевая роспись. В старину человека без «истока» на скуле могли и поколотить: считалось, что пустолицый приваживает злых духов. Чужак так попросту рисковал жизнью.

У меня в кабинете на столе лежит роскошный подарочный альбом, энциклопедия знаков. Один из немногих удачных подарков моей матушки. Она любила подарки с намеком, и могла донамекаться до женских серег – с целью побудить меня искать супругу. Но за альбом я ей благодарен. Там сыскалась «ледяная чайка», усложненная модификация «чайки бесстрастия», и только мощный знак дал мне силы продержаться в день Весенних торжеств...

Я хорошо помню тексты-пояснения. «Знак, именуемый «истоком» – короткая, прямая вертикальная линия, пересекающая скулу под серединой левого глаза. К основному знаку могут примыкать дополнения: «небесный» – слегка выгнутая линия между левой скулой и левым нижним веком, начинается от центра глаза и заканчивается на виске, «земной» – прямая линия, проходящая по левой щеке параллельно линии подбородка. В упрощенном толковании «исток» означает бытие, реальность того, кто носит знак. По древнему поверью, призраки и злые духи не могут носить его, на их лицах он каждый час исчезает, и потому злой дух всегда имеет при себе склянку чернил. Если он не будет подновлять знак, то исчезнет сам»...

По правую руку от меня струила темные воды прекрасная Янева, дева-река. Старые кварталы столицы заканчиваются там, где она сливается с возлюбленным – Неи. Сказки об этой чете рассказывают няньки, школьники читают их в азбуках. Неи похитил призрак, а сам принял его облик, чтобы жениться на красавице. Янева не могла доказать, что перед нею не ее настоящий жених. Тогда она стала любезничать с призраком и добилась того, что бедняга забыл о времени, не успел подновить знак и исчез.

Думается, что Янева была похожа на Эррет.

«...высокое толкование мало отличается от обыденного. В магии «исток» – это первичное, аморфное тело заклятия».

Я, пожалуй, перестарался, выбрав оба «истока», «млечный лебедь» и «равноденствие», и под маской был расписан, как дамская шкатулка. Эррет позабавится... Но то, что я сумел забыть о знаках, вкупе со словами Эрдрейари о Лаанге, встревожило меня настолько, что недурно было бы в придачу написать «чайку». Для успокоения чувств.

Я отмахивал шаги по брусчатке набережной и размышлял.

У Лаанги дурное предчувствие... знать бы, с чем оно связано. Магов такого уровня предчувствия попусту не беспокоят. Но Лаанга – не верховный маг, не член Комитета, он старше всех государственных институтов, и, если быть честным, судьба страны ему безразлична. Падет эта империя, встанет новая, а Лаанга останется Лаангой. Мне трудно предположить, что могло встревожить его настолько, чтобы это ощутил Онго. Что-то сугубо магическое? Эрдрейари умнейший человек, но я могу в первом приближении восстановить ход его мыслей. Если у Лаанги возникли проблемы в недоступных простому человеку высях и безднах, зачем об этом знать мне – знать и тревожиться? Какая связь между заботами Лаанги и убийством моих родителей?

Увы, безнаказанно явиться к Лаанге с вопросами может одна лишь Эррет.

«Нужно будет поговорить с ней об этом», – постановил я, а потом поморщился и мысленно отложил разговор – по крайней мере до завтра. Эррет взяла на себя дом Улентари. Бесчеловечно немедля по возвращению из Улена навязывать ей новое дело, к тому же столь щекотливое. Конечно, Эррет принадлежит государству даже в большей степени, чем я. Но некогда она позволила мне выбирать между двумя своими ипостасями, и я сделал выбор: сначала она приходится мне возлюбленной, и только потом – первым советником.

Словно одобряя мои слова, впереди негромко прозвенели колокольчики. Среди их журчания томной кошкой протянулась мелодия флейты, а той нежным переливом отозвалась лютня. Голос струн сливался с шумом фонтана. Слишком рано для бродячих музыкантов, в такое время они отсыпаются после ночного труда, да и мелодия звучала непривычная – не уличные куплеты или новомодная ариетта, а старинная северная песня.

Не веря своим ушам, я ускорил шаги.

Какая странная и редкая удача... Их всегда было немного, теперь и вовсе почти не стало. Северное княжество Меренгеа становится промышленным, отступают леса, гигантские волки уходят все дальше к ледяному океану и реже отзываются людям. Им противны фабрики на окраинах и улицы, заполненные паровиками. Трудно представить, что они захотели прийти сюда, в среброкаменное сердце столицы, но они здесь и собираются танцевать.

Доброе предзнаменование.

До прихода арсеитства северяне поклонялись Великим волкам и до сих пор почитают прежних богов. Народы Меренгеа упрямы как камни, они готовы были пролить кровь за веру предков, но не изменить ей. Есть легенда о добром ваятеле, который зажег свет в их сердцах. В ту пору, когда меренцы жгли церкви и убивали священниц, в одном селе пахари приходили к храму охотно и мирно. Изучив обстоятельства, князь обнаружил, что ваятель, присланный вырезать статую Арсет, поставил рядом с нею кумиры Великих волков – так, будто бы звери защищали ее. Тогдашний князь Мереи был мудр и послал спросить совета у Младшей Матери, прежде чем запрещать и карать. Теперь в Меренгеа исповедуют разрешенную ересь: северяне верят, что рядом с Арсет в вечной битве сражаются Великие волки.