Виктор Ночкин - Оракул

— А, да. Есть сноска: «сейчас город Фортунатопопьюла».

— Алевтина!

— Алла.

— Ладно. Слушай, Алька, поехали в Италию. Посмотрим, что там, в этой Фортунатопопьюле, может, этот беглый там клад и зарыл?

— С чего ты взял?

— Ну, как же… Как он там появился, Влад этот, так и город переименовали в Счастливый Народ. Точно! — Толик заговорил с жаром. — Они там теперь все счастливые, потому что золото викинга им удачу приносит, поняла? Ну что, поехали?

— А если нет там клада?

— Ну так отдохнешь. При таких делах, как нынче, я скоро прогорю. Тогда и мне Италия не будет светить. Поехали, а? Пока я еще могу оплатить… Хоть отдохнем там напоследок, а?

— Толь, ты это брось. Ты меня не интересуешь как мужчина.

— А ты меня интересуешь как переводчик. Поехали, Аль…

Алька подумала, дунула на несуществующую челку и неожиданно для себя самой согласилась.

Эдвин откинул тяжелый кожаный полог и заглянул в темное нутро странного шатра. Навстречу, из мрака, пахнуло смрадным спертым духом. Викинг кашлянул, хмыкнул и протиснулся внутрь. За спиной с шорохом опустился полог, стало совсем темно. Золотая Борода сморгнул — во мраке проступили некие неясные очертания. Странное впечатление — снаружи казалось, что шатер невелик, а теперь похоже, словно попал в другой мир, что можно шагать и шагать во мраке — и не будет конца-краю теплой вонючей темноте. Слева послышался шорох, викинг оглянулся и невольно ухватил меч — примерещилось, что притаился большой, черный, глаза угольками горят… Ан нет, и впрямь угольки — жаровня там у старухи. Толстые пальцы ослабили хватку на рукояти франкского меча, и тут же послышался голос ведьмы:

— С кем собрался воевать в моем доме, рыжебородый? Или напугался чего?

— Почем ты знаешь, что я рыжебородый? Здесь темно, как у Локи в заднице… — пробормотал викинг, пытаясь разглядеть старуху.

Хотя он провел в темноте уже несколько минут, глаза так и не приспособились.

— Почем я знаю? Хи-хи… Я могла бы рассказать тебе, что мудрые старые женщины вроде меня видят не только глазами, слышат не только ушами… и говорят не только то, что гостю приятно услышать…

Эдвин шумно сглотнул.

— …Но я отвечу иначе, — продолжила ведьма, — мой дом старый. В стенах — прорехи. Я видела в дырку, как ты идешь по улице и озираешься, ищешь дом старой женщины.

— А?.. — начал было Золотая Борода.

— Не спрашивай, откуда я знаю, что искал дом старой женщины, — строго прервала ведьма. — Мой обычай таков, что я отвечаю трижды всякому, пришедшему с вопросом. Первый ответ ты получил, когда узнал, что стены моего дома — с дырками. Верно? Ты собирался узнать великий секрет, а услышал про дырки в стенах, а? Думай, что бы ты хотел узнать в самом деле. Думай о важном. Потом говори. Я знаю, что ты искал мой дом, потому что кроме мудрой ведьмы в этом поселке нет ничего, чтобы привлечь мужчину вроде тебя. Если явился сюда воин, значит — ко мне. Думай. Потом спрашивай.

— А какую плату ты берешь за свои ответы? — спросил Эдвин.

— Не беспокойся, ты ничего мне не отдашь из рук в руки. — Ведьма хихикнула. — И я даже не уверена, что ты будешь мне благодарен.

— Но ты скажешь мне правду, старуха?

— Конечно. Потому я и уверена, что ты не станешь меня благодарить. Люди, живущие в домах из мертвых деревьев, не хотят той правды, которую говорим им мы, живущие в домах из мертвых зверей…

Ведьма говорила о своем шатре, сшитом из шкур. В самом деле, прочие дома в поселке были обычные — из дерева.

— …Но подумай и спрашивай, раз уж ты здесь. Я передам твой вопрос душам мертвых зверей моего дома, они помчатся по миру и спросят души других мертвых зверей, которые встретят по пути… Вернутся и расскажут мне. Я отвечу на твой вопрос. Правду. Но ты живешь в доме из мертвых деревьев, а души мертвых деревьев не умеют странствовать по свету, потому что не привыкли к этому при жизни. Так вот и ты, и все люди вроде тебя. Вы хотите знать о том, что рядом. Вы видите не дальше протянутой руки и думаете, что понимаете, о чем следует спросить мудрую старую женщину… Но если отойти подальше и поглядеть издали, все окажется не таким, как чудилось. Ты спросишь меня о том, что можно увидеть из дома мертвого дерева. Деревья стоят на месте. Я передам тебе рассказы странствующих душ мертвых зверей и ты, рыжебородый, узнаешь не то, что хотел знать, но это будет правда. Подумай и спрашивай.

Викинг послушно задумался. Начало разговора Эдвину не понравилось — слишком уверенно повела беседу старуха, поэтому он решил начать заново.

— Ты, стало быть, Финика?

— Я же тебе сказала: спрашивай, подумавши, — проворчала старуха. — Или ты думаешь, что кроме меня кто-то здесь станет селиться в доме из убитых зверей?

Эдвин промолчал.

— Да, — снова заговорила старуха, — меня прозвали Финнкой, потому что я с юга… Так и быть, я не стану считать и этот вопрос. Что бы ты еще хотел узнать?

Теперь Золотая Борода задумался по-настоящему. Наконец спросил:

— Кто мой отец?

— Ты сомневаешься? Ты хочешь проверить Эльгу Финнку? — Теперь старушечий голос звучал удивленно. — Ты приехал издалека, потому что слышал обо мне и все равно хочешь проверить, знаю ли я тайны?

— Нет. Я спрашиваю, потому что хочу знать.

— У тебя рыжая борода, очень заметная… Откуда ты, воин?

— Из Дьорка.

— Ну так вспомни, у кого из мужчин в Дьорке такая же огненная борода. Наверняка их найдется немного.

— Ни одного.

Теперь пришел черед задуматься Финике. Прошло несколько минут, прежде чем ведьма произнесла:

— Твой отец — тот мужчина, кого ты помнишь только седым, тот у кого нет близкой родни — потому что иначе ты бы знал его рыжих родичей. Теперь задавай третий вопрос.

В Фортунатопопьюлу добрались катером. Толик первым спрыгнул на причал и подал руку Альке. На лице галантного кавалера красовались большущие темные очки, скрывающие синяк.

Подхватив баулы, Толик велел:

— Аль, расспроси, где тут этот отель? «Фортуна» эта.

Потом осторожно потрогал свежий фингал:

— Ох… Чем это ты меня? Бутылкой?

— Да уж не «Арифметикой» для четвертого класса, прошли те времена.

— Да, хорошие времена прошли. Теперь счастье покинуло меня, я плаваю под чужими парусами и получаю фонари даже в самой пустяковой драке от лучшей подруги.

— Толя, мы же договаривались…

— Ну извини… Был неправ. Был пьян. Больше не повторится.

— Вот именно. Потому что если повторится, я всем расскажу, что ты знаменитый российский маньяк-садист и приехал сюда лечиться от импотенции. Ни одна итальянка к тебе и на пушечный выстрел не приблизится. Идем-ка туда, вон такси. У водителя все узнаем, да и подъедем, если далеко.