Алексей Пехов - Под знаком мантикоры

Ознакомительный фрагмент

Внешне ламии были похожи на людей, но только если не обращать внимания на их зеленые, кошачьи глаза, нереальную грацию, пластику движений и нечеловеческую быстроту. А если уж говорить о том, что Спаситель отпустил этой расе в три раза более длинный срок жизни, чем людям, то между ламией и человеком, вырастала огромная пропасть. Самым удивительным было то, что между людьми и их ближайшими соседями не было никаких серьезных конфликтов. Зеленоглазых горцев считали за своих ближайших, пускай и несколько странноватых родичей. Кого за это надо было благодарить – внезапно проснувшуюся у людей терпимость к чужакам, столетия жизни бок о бок или принятие ламий в лоно Церкви? За последние двести лет между гордыми кланами горцев и людьми не было войн на почве расовой ненависти или недовольства друг другом. Таргерцы и ламии жили мирно, и это, пожалуй, до сих пор удивляло и тех и других. Да, иногда они рычали друг на друга, перемывали косточки, но лишь в своем, узком кругу. Если какой-нибудь житель Ирении (или того хуже – Андрады) в присутствии таргерца начинал рассуждать о зеленоглазых ублюдках или же в присутствии ламий говорил о вспыльчивых черноволосых идиотах, реакция и у «ублюдков» и у «идиотов» была одна – невеже чистили рыло. Мол, если мы и ругаемся, то это наше дело, а вам в наши дела лезть нечего. Это можно было назвать взаимовыгодным союзом. Кланы ламий охраняли северную, горную границу между Таргерой и Бритонью, а люди снабжали зеленоглазых всем тем, что нельзя было найти в пустынных горах.

– Фернан, – «ф» Шейр произносил несколько шипяще, – рад, что ты в добром здравии. Тут за последние два дня о тебе такого порассказали, что я не знал, чему верить.

– Все ложь, – рассмеялся Фернан и пожал руку приятелю. 

– Как вижу, не все. – Глаза цвета ранней весенней листвы на секунду замерли на щеке Фернана. – Не думал я, что найдется в столице шпага, способная на такое, если только…

Шейр замолчал, но де Суоза вполне понял, как должен звучать невысказанный вопрос ламии.

– Нет, дружище, этот парень был не из вашего племени.

– Ну и хвала Спасителю, – облегченно выдохнул ламия. – Моему народу не хотелось бы осложнений. Но твой противник был быстр как сам Искуситель. Раз ты жив, я смею надеяться, что этот ловкач мертв?

– Я тоже надеюсь на это, – нехорошо усмехнулся де Суоза. – Но когда я видел его в последний раз, он был живехонек, хоть и порядком продырявлен.

– Жаль, – искренне огорчился Шейр. – Кто-то из все еще никак не успокоившихся де Муора? У него было что-то личное к тебе?

– Ко мне или к моему роду. А быть может, еще что-то. Не знаю, Шейр. Это не де Муора и не де Доресы. Они предпочитают какое-то время меня не замечать, впрочем, как и я их. У нас враждебный нейтралитет. – Он криво усмехнулся. Будь воля маркиза – он бы отомстил всем, но приходилось считаться с кучей политических факторов и забыть о мести на неопределенный срок. – Кто был? Я уже ломал над этим голову, но этот человек мне неизвестен.

– Жаль, – вновь повторил ламия. – Если найдешь его, не забудь пригласить меня. Я хочу посмотреть на ваш разговор.

– Всенепременно, – хохотнул Фернан, знающий, что Шейр больше предпочитает не смотреть, а участвовать в «разговорах» подобного рода. – Если что, я знаю, где тебя найти.

Маркиз знал нрав Шейра. В принципе он был похож на нрав любого мужчины-ламии. Вспыльчивый, порой бесшабашный, всегда рискующий, если не сказать ходящий по грани. Если женщины ламии могли перебороть свое врожденное «кошачье» бешенство и скрыть его где-то глубоко внутри, отгородившись от него этикетом и людскими законами, то мужчины в большинстве своем были куда менее сдержанными. Особенно когда находились в кругу себе подобных, ибо в окружении людей им приходилось взнуздывать свой мерзкий характер, не принимать дружескую шутку за оскорбление и не провоцировать конфликты.

– Как поживает Рийна? – Ламия был не прочь затеять светскую беседу.

– Все еще в плаванье. Должна быть через неделю.

– Теперь я понимаю твое пасмурное настроение. – Шейр сочувственно подмигнул де Суоза и принялся надевать перчатки. – Что же, передавай сеньоре мои приветствия.

– Заглядывай в гости, когда она приедет, мы сто лет тебя не видели. И кстати, не называй ее сеньора, ведь знаешь же, как она к этому относится.

– Раз ваш брак скреплен узами Церкви, – значит, быть ей сеньорой. – Шейр радостно хохотнул. – Нет большего удовольствия, чем дразнить львицу, дружище! Кстати, я только сейчас представил, что наша дражайшая Рийна сделает с твоим фехтовальщиком, если наткнется на него раньше тебя.

Фернан улыбнулся. Зеленоглазый «василиск» набросил на плечи плащ:

– Хочу тебя предупредить, что граф передал расследование смерти маршала мне. Я знаю, что начинал это дело ты, и надеюсь, ничего против моей персоны не имеешь?

– Все в порядке, – совершенно искренне ответил Фернан. – Ты ознакомлен с ситуацией?

– Да, твой отчет уже у меня. – Шейр похлопал по одному из своих карманов.

– Что думаешь?

– Гнилье. Хотя есть кое-какие наметки.

– Вот как?

– Эта мантикора на стене… Есть предположения, но лучше я вначале все проверю.

– Держи в курсе. Это убийство меня заинтересовало.

– Не только тебя. Вся Эскарина бурлит. Да и «бордовые» словно с цепи сорвались. Кстати, они сейчас у старика. Приказали мне сообщать о каждом шаге расследования.

Шейр презрительно опустил уголки губ. Он, как и Фернан, не любил, когда отцы-дознаватели начинали путаться под ногами.

– Сеньор де Суоза, – позвал Фернана вышедший из кабинета полковника «василисков» Жорже, – сеньор де Брагаре готов вас принять.

– Благодарю. Удачи, Шейр. Не пропадай.

– И тебе, Фернан, – протянул руку ламия. – Не забудь пригласить на ужин, когда вернется Рийна.

– Всенепременно.

Фернан пожал руку и последовал за секретарем в кабинет.

– Сеньор, к вам сеньор Фернан Руис де Суоза маркиз де Нарриа.

– Спасибо, Жорже. Заходите, сеньор!

Полковнику «василисков» Варгасу Фердинанду де Сантушу графу де Брагаре было за пятьдесят. Широкоплечая, чуть ли не квадратная фигура начальника наводила на мысль о том, что сеньор де Брагаре ранее работал кузнецом. Причем без передыха в течение лет ста, если не больше. Говаривали, что в молодые годы граф без труда сгибал пальцами подковы. Лицо у Варгаса Фердинанда было красным, глазки маленькими и черными. А если к этому прибавить кустистые брови, густую черную бороду, тяжелую, выступающую вперед нижнюю челюсть, пронзительный взгляд исподлобья, то понятно, почему на тех, кто видел графа впервые, тот производил впечатление злобного и недалекого вояки (чего, собственно, тот и добивался). Человек, благодаря стараниям которого «василиски» упрочили свое и без того крепкое положение в рядах армии, предпочитал, чтобы враги при первой встрече считали его дураком и тупицей, нежели опасным противником.