Ирина Котова - Королевская кровь. Книга третья

Ознакомительный фрагмент

Придворные дамы, ее фрейлины — молоденькие и не обязанные, в отличие от кронпринцессы Рудлог, хранить чистоту до брака, обсуждали мужчин, свои похождения и ощущения, даже составили список сексуальных красавчиков высшего света. Она не останавливала их разговоры, но и участие принимала лишь номинальное. Ей было недоступно — что такое сексуальный мужчина. Сильный, хорошо сложенный, выносливый, остроумный — это она понимала, и даже находила удовольствие в общении с несколькими представителями сильного пола, входящими в ее ближайший круг. Но ни один не волновал, не заставлял получать удовольствие от противостояния и желать того, чтобы мужчина покорился ей. Да она, обнимая сестер или гладя лошадь, испытывала больше приятного чувства, чем от прикосновений к мужчине.

Оказывается, желание, болезненно сжимающее все внутри и обостряющее до невозможного восприимчивость к прикосновениям, звукам, запахам, очень похоже по реакции тела на страх и такое же неконтролируемое, как ярость.

Хотя, разве она не достигла совершенства в самоконтроле?

В спальне было так тихо, что слышен был плеск воды в фонтане холла, и звук этот, как и терпкий запах цветущих белых звездочек, раздражал, заставлял ворочаться, скидывать тонкое покрывало, подставляя обнаженное тело едва заметному дуновению ветерка, подтягивать колени к животу, пытаясь найти удобную позу, глядеть на голубоватые полосы лунного света, льнущие к мраморному полу — что угодно, только бы измученный мозг угомонился и дал заснуть.

Ангелина смутно помнила отношения между матерью и отцом, первым мужем королевы. А когда тело принцессы начало меняться, и первая Рудлог из девочки становилась девушкой, — мама уже была замужем третий раз. Их общение со Святославом Федоровичем было теплым и спокойным. Но никаких страстей, описанных в классической литературе, никакой томности, ровные, почти родственные чувства. Он всегда был на втором плане, всегда был готов помочь и супруге, и ее детям.

Многие говорили, что Ани очень похожа по характеру на королеву Ирину, и уже потом первая принцесса приняла для себя, что ее идеальный брак должен быть таким же — доверительным, тихим, удобным. Как и мужчина рядом.

И уж точно она не сможет быть вместе с мужчиной, которым не сможет управлять.

Ани опустила босые ноги на прохладный мрамор, встала, налила себе лимонада, подошла к окну и начала медленно пить, глядя на залитый лунным призрачным светом сад. Нагую грудь и руки холодил ветерок, словно лаская, соски сжались, и она машинально провела пальцами по ноющему навершию, раздраженно дернула плечами, переступила с ноги на ногу. И пошла в купальню, принять теплую ванну с лавандовым мылом.

Из окон купальни была видна полная луна, и мысли принцессы перенеслись в Рудлог, к сестре и ее мужу-медведю. Василина была тоньше и чувствительнее ее, мягче, женственнее. И если ей, Ангелиной, восхищались и благоговели, то глядя на Васю — улыбались. Васюша умела наслаждаться вкусной едой, приятными тканями, любила запах цветов и с ранней юности увлекалась любовной поэзией. В ней как раз мягкая, сдержанная притягательность была всегда. И она не закрывалась от мира, была готова и приучена чувствовать, осязать, наслаждаться.

Королева Ирина настороженно следила за второй дочерью, которая привлекала к себе кавалеров всех мастей, волновалась, что Васюшино отзывчивое сердце изберет какого-нибудь автора дурных строк или успевшего прогоркнуть ловеласа. Но вторая Рудлог, с улыбкой принимая восхваления и заверения в любви, была со всеми одинаково мила и равнодушна. И Ани думала, что младшая сестричка такая же, как она.

Но Васе встретился Мариан. «Он первый и единственный мужчина, который вызывал и продолжает вызывать у меня дрожь в коленках», — сказала как-то сестричка после их свадьбы.

Дрожь в коленках! У принцессы Рудлог!

Тогда она фыркнула, а сейчас понимала ее и грустила, шевеля пальцами в теплой воде, легко поглаживая себя по рукам, животу, по бедрам и вдыхая знакомый запах лаванды, чуть настойчивый и навевающий мысли о каменистых и сухих, жарких, щедро политых солнцем холмах, где гуляет ветер и терпко пахнет цветами и травой.

Конечно, дрожь в коленках. Достаточно вспомнить, как они иногда замолкали во время общего разговора и смотрели друг на друга так, что всем становилось неудобно, или как барон, проходя мимо жены, поглаживал ее по шее, и Вася прикрывала глаза, мгновенно туманящиеся странной мечтательностью, или как вдруг пропадали посреди дня, и младшие хихикали и шептались.

Однажды Ани застала их в саду — в середине октября, днем, когда погода стояла сухая и солнечная, но было уже холодно. Вышла прогуляться. И прогулялась — так, что смущенная и негодующая почти бежала обратно к дому, а перед глазами стояла сестра, с неаккуратно задранной длинной юбкой, с запрокинутой головой, прижатая спиной к старой яблоне, всхлипывающая и как-то беспомощно цепляющаяся за резко двигающегося, обхватившего ее, вбивающегося в нее Байдека. Неужели вожделение так сильно, что Васе, с ее воспитанием, и Мариану, офицеру Севера, было не дотерпеть до спальни? А если бы в сад вышла не она, Ангелина, а кто-то из младших? Или отец? Или слуги? Что же это за чувство, которое так действует на здравый смысл, гордость, воспитание, чувство долга, ответственность?

Ангелина плеснула ладонью по воде, поболтала ногами. В купальне она не зажигала свет, и глаза отдыхали, да и спокойно становилось и тепло. Напряжение спадало, а с расслаблением возвращалась и способность связно мыслить. Ей подобное не грозит. Абсолютно.

Ани не любила ни мягких тканей, ни сладких строк любовных поэм, и пища должна была питать, а вкус — дело десятое. Ей не хотелось остроты чувств, как Марине, она не была поглощена учебой или спортом, как Алинка с Полей, и не находила удовольствия в рисовании, как Каролиша.

Единственной ее любовью была ее семья. И это она про себя знала точно.

Семья.

«Василина, Васенька, сестрички мои родные. Как вы там — без меня? Боги с ней, с короной, хотя очень хочется понять, почему выбрана была не я, а Василина. Что со мной не так? Где я недоделала, недоглядела, недостаралась?

Три недели — страшный срок. Я здесь, в безопасности, а что там — только Богам известно, а Боги молчат. Может, Васюту уже сожрали акулы из парламента, и она не выстояла, не смогла отбить свою независимость. Вдруг в стране уже гражданская война? Или, не дай Боги, с семьей что-то случилось? Во дворце ведь как на ладони, было бы желание причинить вред, а способ найдется.

Как, интересно, Василина восприняла то, что выбрана королевой? Если даже все в порядке, то справляется ли она? Без моей поддержки, без советов, объяснений?