Княжна. Тихоня. Прачка (СИ) - Марианна Красовская

снял не самый дешевый — княжич все-таки, хоть и слегка бывший. И рада была убедиться в своей правоте. Две комнаты, спальня и небольшая гостиная, были обставлены хоть и просто, но с претензией на элегантность — с учетом южных традиций, разумеется. То есть с массивным красноплюшевым диваном и дубовым столиком посередине. И конечно, на столике стояло большое блюда с яблоками.

Пожалуй, портьер все же заигрывал. Нынче же яблочный год! И огурцовый, кстати, мне Сусанна эти огурцы месяц назад бесплатно отдавала со словами, что у нее бочки для засолки кончились, а огурцы все везут и везут.

Милана была в кружевном пеньюаре и босиком. Очаровательно растрепанная девушка сонно терла глаза. Мне она вдруг показалась очень молоденькой. Во всяком случае, у нее есть Асур, который решил бы все ее проблемы…. если б они у нее появились. У меня же проблем было выше крыши, и решать их мне придется самостоятельно.

Синегорский, к счастью, был одет и обут, причем на северный манер. Никаких ярких рубашек, широких портков и красных сапог. Черные узкие брюки, белая сорочка с закатанными рукавами, лаковые туфли. Именно так и должен выглядеть приличный мужчина.

— Рад тебя видеть, Тиль. Если ты пришла, то согласна принять мою помощь, я правильно понимаю?

Милана зевнула и забралась с ногами на диван. Я же опустилась на стул с высокой спинкой и аккуратно расправила на столе газету.

— Вы уже слышали новости?

— Да. Ночью по зеркалографу сообщили: государыня скончалась, — мрачно ответил Асур. — В полдень будет объявлен всеобщий траур.

Я испуганно поглядела на него, закрыв рот руками. Бедная, бедная Елизанна! Я так надеялась, что она оправится! Все же прошло почти полгода с момента взрыва!

— В газетах этого нет, — прошептала я.

— Завтра будет. Или к вечеру допечатают тираж. Признаться честно, я удивлен, что она столько протянула. Я слышал про характер травм — сильные ожоги, сотрясение мозга, поврежден позвоночник… Знаешь, я подозреваю, что она умерла уже давно, но объявили об этом лишь сейчас. Кому-то выгоден траур…

— Заговорщики сбежали, — перебила я его рассуждения. — И мои братья, и твой.

— А вот это для меня сюрприз, — изумился Синегорский, хватая газету. — Ну, понятно тогда, зачем нужна смерть государыни.

— И зачем? — спросила Милана, видимо, разбиравшаяся в политике не лучше меня.

— Чтобы было что обсуждать помимо побега княжичей, — отрезал Асур и выразительно встряхнул газетой. — Тиль, кто может знать, что ты увезла наследника?

— Ратмир… — потеряно сообщила я, а потом встрепенулась: — На четвертой странице написано, что государя вместе с сыном видели в парке! Видишь, Марэк вовсе не наследник.

— Тогда чего ты боишься?

Я сникла. Он прав. За жизнь Марэка я опасалась больше, чем за свое положение.

В дверь постучали. Улыбчивый портьер внес в нумер большой поднос с кофейником, сливками и тарелкой с печеньем. Лучше б булка с маслом, но ладно, так тоже хорошо.

— Сейчас принесу чашки и свежие рогалики, — пообещал молодой человек, лукаво на меня посмотрев.

— Мне он рогалики не предлагал, — задумчиво заметила Милана.

— Мне тоже, — хмыкнул Асур, но тут же сделался серьезным. — Тиль, или ты рассказываешь все начистоту, или я не смогу тебе помочь. Мы не сможем.

Мы ненадолго замолчали, пока портьер расставлял на столике чашки, чайник и блюдца с вареньем и медом. Рогалики тоже присутствовали — еще горячие. Отличное тут обслуживание, мне нравится.

— Если госпожа… господа пожелают что-то еще, то можно позвонить в звонок.

И он наконец удалился.

— Как я могу тебе доверять, Асур? — с горечью спросила я бывшего жениха.

— Очень даже запросто. Я тебя никогда не обманывал. Мог бы наверное, даже жениться. И быть несчастным всю оставшуюся жизнь. Разве ты хотела бы этого?

Я вздохнула. В какой-то степени он прав. Он не искал причин, не юлил, не лгал мне — а честно сказал, что любит другую. Да, мне не хотелось бы, чтобы мой брак был фальшивым и холодным.

— Вы правы, — тихо сказала я. — Марэк — это Мариус. Я вынесла его из дворца и увезла на Юг, опасаясь, что заговорщики могут использовать малыша в своих гнусных целях. Асур, скажи… как мои братья дошли до этого? Как посмел твой брат поднять свой голос против государя? И почему они целились в молодую государыню и невинного ребенка?

— Я не знаю, Тиль, — печально ответил младший княжич. — Представляю, как переживает отец…

— А если бы ты был на Севере, — не утерпела я. — Ты примкнул бы к рядам заговорщиков?

— И этого я не могу знать, — вздохнул Асур. — Я очень люблю своего брата. Всегда считал его идеалом, мечтал быть похожим на него. Я до сих пор не верю, что он способен на подлость. Одно знаю точно: если б я там был, то сделал бы все, чтобы спасти государыню и наследника.

Милана недовольно сморщила свой носик, а я вдруг подумала, что мы с Асуром очень похожи. Для нас, северян, честь и служение высоким идеалам — не пустой звук. Мы лучше умрем, чем будем жить в позоре. В этом наша сила и наша слабость. Я готова была отдать жизнь за наследника человека, которого тоже не слишком-то любила. А теперь Асуру, княжичу Синегорскому, придется разделить со мной эту ношу.

Глава 11

О корнеплодах

Легче мне не стало. Ноша, разделенная на двоих, на троих даже все равно давила на плечи.

— Я не понимаю, зачем тебе так нужна эта прачечная. Ты же княжна, — кипятился Асур. — Почему просто не поселиться у Озерова? Так будет проще для всех.

— Не понимаешь — и не надо, — мирно улыбалась я.

— Независимость, — зевнула Милана, а когда мы оба на нее уставились, пояснила: — Ну что тут сложного? Девушка хочет строить свою судьбу сама, а не зависеть от чьей-то милости. Она впервые в жизни вырвалась на свободу из клетки традиций и обязательств. Сложно и страшно, но дух захватывает от такого простора.

— Милана, — Асур вздохнул и потер переносицу. — Ты судишь по себе. А Тиль не такая. Она княжна, аристократка…

Почему это не такая? Я возмущенно на него поглядела. Что же, аристократы не люди, что ли? Или княжна для него — что-то вроде портрета на стене? Повесили ее — и пусть висит на веки вечные?

Да, Милана неожиданно точно описала все мои ощущения последних месяцев. Мне было очень страшно и очень тяжело, но такой свободы в моей жизни еще не было. Мне можно было не оглядываться на родителей и братьев, не волноваться сделать